Как спасти жизнь - П. Данжелико

тормозит автобус. Сбоку на нем расположен плакат, рекламирующий путешествие на Филиппины. Ни разу не ступив за границу штата, я имела нездоровое пристрастие к туристическим шоу. Это напоминает об одном, которое смотрела не так давно.

— Имельда…

Я приложила минимум усилий, ну что сказать — уже поздно и запас отмазок иссяк.

Он приоткрывает глаза и поворачивается, чтобы посмотреть на меня, я имею в виду по-настоящему посмотреть. Обычно меня не волнует моя внешность, но волосы выбились из конского хвоста и жутко вьются от влажности. Что означает, я выгляжу как вонючая кучка мусора.

— Имельда? — Моргает он и смотрит. На самом деле двигается только тот глаз, что не заплыл. Пристальный осмотр даже одним невероятно сосредоточенным глазом побуждает защищаться.

— Ага, Имельда.

— А фамилия? — На мгновение у нас происходит борьба взглядами. Он устало выдыхает. — У меня нет желания вспоминать об этой ночи, как только наши дорожки разойдутся… Фамилия?

У него такой недовольный и отстраненный тон, что я почти нарушаю главное правило и говорю правду.

— Мааррркус.

Он корчит рожицу.

— Маркос?

— Маркус. Моя фамилия Маркус. Произносится типа… по-другому. — То, как он смотрит на меня, сводит на нет все старания. Обычно мои попытки замести следы не настолько небрежны.

— Тебя зовут Имельда Маркус? — повторяет он с явным недоверием.

— Кратко Имми, — бормочу я, руки на кожаном руле вспотели, так происходит всегда, когда я лгу. — Так меня зовут друзья, но поскольку мы таковыми не являемся, будь добр воздержаться от этого.

Он фыркает. И судя по тому, как морщится, ему это причиняет боль. Загорается зеленый свет, и я направляюсь на север, медленно пробираясь по Десятой Авеню, хотя улицы в основном пусты, потому что куча народу утром уехало из города на пляж.

— Почему мы еле двигаемся? — спрашивает он через несколько минут.

— Потому что я не хочу, чтобы тебя вырвало в машине. У меня пунктик на счет блевотины. Я ее не выношу.

— Я не собираюсь блевать. — Когда он закрывает глаза, его хмурое выражение очень близко к тому, чтобы смениться улыбкой. — Жми на газ. Езжай так, будто ты ее украла.

Я делаю, как сказано, лавируя между желтыми такси и встречающимися то тут, то там микроавтобусами с номерами из Джерси.

— Знаешь… — говорю я, уделяя внимание ему и дороге, — с твоей стороны было очень глупо разгуливать ночью, будучи пьяным в стельку.

Вопросы плодятся в голове как гремлины и я не могу держать рот на замке, когда это происходит. Он же, напротив, хранит молчание. Даже не дергается. Я получаю от него ноль реакции, и мы снова погружаемся в тишину, которая сохраняется еще несколько кварталов.

— Это просто предположение, но кажется, ты можешь позволить себе охрану, — добавляю я. С его стороны снова тишина. Этот парень — человек-загадка. Что, конечно, только подогревает мое любопытство. — Я хочу сказать…

— Ты всегда так много болтаешь? — наконец выпаливает он в ответ.

Ворчун. Приятно знать, что у него еще бьется пульс. Я уже начала сомневаться.

— Считай, что это еще одна услуга. У тебя может быть сотрясение мозга, а я делаю все, чтобы не дать тебе уснуть.

— Ты прямо вылитая Флоренс Найтингел, — невозмутимо произносит он.

— Всегда пожалуйста.

Вскоре после этого правая сторона моего лица начинает гореть под его пристальным взглядом.

— Чего?

— Ты правда умеешь пользоваться дубинкой или это просто реквизит?

Я правда хорошо с ней управляюсь, но не хочу выдавать слишком много на случай, если придется напомнить, кто здесь босс. Лучше попридержать эту важную информацию при себе.

— Я знаю, как ей пользоваться, — говорю ему. — Мой друг — коп. Он обучает самообороне. — Разумеется, это побуждает бросить в его сторону косой взгляд. — Могу дать тебе его номер.

Доминик мог бы научить этого парня кое-чему.

— Ты бы стала с ними драться? — Его голос сочится скептицизмом. Не в первой парень сомневается в том, на что я способна. Для них это никогда не заканчивается ничем хорошим.

— Я ломала пару костей. В городе не так безопасно, как раньше, сегодняшняя ночь яркий тому пример.

— Тебе нравится драться? — продолжает он.

— Неа… — говорю я, поворачиваясь к нему, чтобы посмотреть в здоровый глаз. Он должен понять, что значат слова, которые я произнесу от чистого сердца. — Ненавижу драться. Я просто отказываюсь быть жертвой.

Машина позади нас сигналит, и до меня доходит, что мы стоим на зеленом свете. Я нажимаю на газ и мчусь через Пятьдесят седьмую улицу в Ист-сайд.

— Итак… почему у тебя нет охраны?

— Потому что я в ней не нуждаюсь.

Я оглядываюсь на него, чтобы убедиться, что он шутит. То есть он это не всерьез. Его лицо выглядит так, словно он впечатался в задницу мула. Вместо этого я нахожу его в глубокой задумчивости, рассеянно смотрящим в окно на пустынную улицу. Тут-то меня и настигают бессонные ночи на ногах и долгие часы работы в течение дня. Я начинаю смеяться. И не просто смеяться, речь о смехе, от которого по лицу текут слезы, и я едва ли могу вести машину.

— Правда что ли? — наконец выдавливаю я из себя, когда стихает хихиканье. Надо отдать ему должное: он умеет развлечь.

— Да, — отвечает он без тени стеснения.

Этот парень…

Он определенно занятный. Даже если не стремится к этому.

***

Десять минут спустя я еду вниз по Пятой Авеню, и он указывает на освещенный вестибюль довоенного здания.

— Припаркуйся перед домом.

Я останавливаю машину у обочины, он выпрыгивает из нее и, не оглядываясь, заходит в фойе. У меня нет другого выбора, кроме как схватить сумку и броситься за ним. Время за час ночи. Нужно уладить наши дела и вернуться в центр.

В вестибюле за белой мраморной стойкой в темном костюме сидит белый мужчина средних лет. Он откладывает планшет, ставя на паузу игру, которую смотрел.

— Босс, — говорит он парню, имя которого, как я теперь понимаю, не знаю.

— Кевин. Ты бы не мог позаботиться о машине, пожалуйста? Она перед домом.

Он жестом показывает отдать ключи, что я и делаю, кладя их на стойку.

— Будет сделано, — отвечает Кевин, подозрительно глядя на меня. Пофиг. Плевать на этого заносчивого швейцара.

В лифте парень, имени которого я не знаю, прислоняется спиной к панели из красного дерева и закрывает глаза. Гремлины вернулись, приумножаясь с каждой секундой. Но, прежде чем я успеваю задать хоть один вопрос, раздается звонок и двери лифта открываются, предоставляя доступ к богато украшенному коридору.

Я уже бывала в таких зданиях прежде. Мой друг когда-то работал швейцаром в похожем заведении