Обет без молчания - Ольга Володарская

Я золото не тронул.

Точнее, тронул: перепрятал, несколько вещиц отложил, другие видоизменил, но не израсходовал. Я пошел в деда, и для меня важнее знания, а они дают и возможность заработать. Хотя, если уж быть до конца честным, попадись мне чемоданчик с золотом раньше, я спустил бы его. Но всему свое время. НЕ так ли?

А теперь вернемся к середине.

О том, что моему задержанию за незаконное проникновение на склад и кражу провианта поспособствовал Фредди, я узнал не сразу. Его я вообще не подозревал! Мы не виделись ни с ним, ни с его матерью, которая пыталась со мной помириться, но я не желал иметь ничего общего со своими родственниками.

Правда раскрылась случайно. Я давно жил в северном районе Берлина, индустриальном, вонючем, а сердце тянулось к южному, СВОЕМУ РОДНОМУ, и я приезжал туда постоянно. Если не навещать деда с бабушкой на кладбище, то просто пройтись по Альтен-штрассе. Мне было не лень тащиться через весь город на автобусах с пересадками, но я никогда не заворачивал на Краузе, где жил с теткой и братом. Как-то у ратуши я столкнулся с булочником Георгом. Мы были с детства знакомы и обрадовались друг другу, когда встретились.

— А не выпить ли нам шнапса? — предложил он.

Я не возражал, хоть и не любил этот напиток. Но в хорошей компании идет даже он.

Мы зашли в забегаловку, в которой сейчас сувенирная лавка, встали за столик со стаканами. Я еще и бутылочку воды взял, чтобы подливать в шнапс и разбавлять его, Георг же пил его чистым и быстро захмелел. Он тяжело работал, и в пекарне, и в булочной, ухаживал за старухой-матерью и нуждался в расслаблении. Шнапс ему в этом помогал.

— Давно с братом не виделся? — спросил Георг, разомлев.

— Очень.

— А я думал, он тебя в полиции навещал. Слышал, тебя задерживали по какому-то дурацкому обвинению.

— Он все еще на Краузе живет?

— Давно уже нет, но мать навещает часто. А еще он дружит с начальником продуктового склада, который в старом флигеле расположен, и с комиссаром. Бывает, они втроем заваливаются в бордель, что недалеко от участка.

В моей голове что-то щелкнуло: я понял, кто устроил мне неприятности. Но тогда я подумал, что кузен просто хотел подгадить мне. О том, что он задумал, я даже не догадывался и все равно взбесился.

— Не знаешь, где живет Фредди?

— Нет. Но сегодня пятница, значит, он приедет навестить мать, а потом отправится в притон, где с друзьями зависает. Они там не только девок щупают, но еще и в покер играют.

Я тут же распрощался с Георгом и направился к тому дому, в котором вырос. Уже стемнело, а фонари на Краузе горели через один — их разбивали. Улица считалась неблагополучной. Тут часто происходили драки, нападения. Альтен-штрассе в пятнадцати минутах ходьбы, но какой контраст! Там все чинно, благородно, а на Краузе заправляют ГОПНИКИ (мне очень понравилось это слово из русского сленга, хотя у нас наверняка есть свое) и имеется притон, где играют в азартные игры и щупают девок. И это в ГДР! У нас, как и в СССР, секса не было и за проституцию могли посадить.

Я подкараулил кузена и напал на него, когда Фредди покинул материнский дом и направился в притон. Ждал я его больше часа, но за это время не успокоился, даже больше разжег свою ненависть. Она клокотала во мне, и я еле ее сдерживал. Едва появилась возможность, я сбил Фредди с ног и стал избивать в кустах. Хоть он был значительно крупнее, я легко с ним справился. Мне было не привыкать валить тех, кто сильнее меня.

Я мутузил кузена не просто так, а чтобы выбить признание.

И он быстро раскололся. Услышав подтверждение своих догадок, я готов был отстать от Фредди, но тот, сплюнув кровь, выкрикнул:

— Она все равно стала моей! Твоя Либе!

— Что ты несешь?

— Да! Я трахал ее в притоне. Как самую последнюю…

Тогда я пнул его под дых, хоть не бью лежачих.

— Пока ты сидел в камере, она отдавалась мне! — захохотал Фредди. — До сих пор не могу забыть три родинки в ее паху. Они как будто треугольник, указывающий, куда нужно вставлять!

Да, были такие, две сверху, одна снизу. Если соединить их, получится треугольник или стрелочка. НЕ видя родинок, такое не придумаешь.

— Что ты сделал с ней, скотина?

Я снова набросился на кузена и молотил его до тех пор, пока не узнал все подробности, даже самые грязные.

Закончив, я бросил Фредди в кустах, но дошел до телефонного автомата и вызвал «Скорую».

***

Кузен долго отходил после моего «допроса», но выжил, оклемался и, естественно, подал на меня в суд.

Он состоялся, я сел в тюрьму на три года и, как говорят у русских, оттрубил от звонка до звонка.

Но я не жалею ни о чем. Если повернуть время вспять, я поступил бы с Фредди так же. Тому, что не убил его, рад — этого греха я бы себе не простил. Но он жив, уже здоров, а я получил по заслугам. Да, на моей репутации появилось пятно, но это можно пережить.

Порядки в тюрьме были суровые: и ломали морально, делая шестеркой, и на перо ставили, и опускали. Но я мог за себя постоять, поэтому добился уважения. Я сразу понял: фармацевт на зоне может занять привилегированное положение, если правильно себя поведет. Мне это удалось. Я работал при лазарете, тырил по малости лекарства, из некоторых изготавливал что-то похожее на дурманящие вещества.

Но больше всего я благодарен тюрьме за Маргарет. Она училась на медсестру, подрабатывала у нас. Приезжала брать у зэков анализы, вакцинировала. В лазарете мы и познакомились. Много общались, но всегда на отстраненные темы, однако все думали, что у нас шуры-муры. А мы просто симпатизировали друг другу.

Когда девушка получила диплом и устроилась на постоянную работу, мы не потерялись. Она писала мне, звонила, навещала. Это очень ценно для того зэка, у которого нет родственников (или они есть, но им друг до друга нет дела). Именно Маргарет меня поддержала в период отчаяния. В тюрьме всех накрывает, даже тех, кто хорошо устроился. На свободе, страдая, ты можешь сменить обстановку, круг общения, чтобы выпустить пар, погонять на мотоцикле, нырнуть со скалы в море. Мы же могли себе позволить только пьянку или драку. И отдохновение ото всех в одиночной камере. Но я посидел один раз и чуть с ума не сошел, потому что там нет только других людей, зато мысли с тобой, и они не дают покоя.

Как-то, я уже отбыл двухлетнее наказание, Маргарет явилась ко мне на свидание с заплаканным лицом. Она припудрилась, накрасила ресницы, но все равно было ясно — до этого она рыдала, а не просто проронила несколько слезинок.

— Что случилось? — спросил я.

— Все хорошо, — бодро ответила она, а у самой глаза опять на мокром месте.

— А если по-честному?

— Меня парень бросил.

— То же мне проблема, — фыркнул я. — Другого найдешь.