Бездна смотрит на тебя - Надежда Лиманская

Река медленно несла тёмные воды меж гранитных берегов. Валерию поразила гармония и архитектурные ансамбли. Она молча, потрясённая, не проронив ни слова, смотрела. Ей трудно было представить, — ещё несколько часов назад, прежде, объехав весь мир, и думать, не могла, как далека, недоступна была ей эта красота.

— Лерка! Ты сейчас смотришь на город глазами Петра! Представляешь?

Фонтанка, Мойка, Канал Грибоедова, Нева… Новые слова, названия, вонзались в память, распаляли воображение.

«Капитан» в очередной раз, подмигнув Валерию, крутанув руль, резко свернул. В нос, неизвестно откуда, — ударил горьковатый, йодистый запах моря. Неожиданно лёгкий туман накрыл всех троих. Казалось, тонкая дымка вырвалась из бурного воображения, — материализовалась, — несмело касаясь чугунных кружев оград, проплывающих над головой, мостов, упала вниз, легко касаясь поверхности блестящей воды. Женщина смотрела вперёд. Панорама изменилась. Сместилось восприятие реальности, её самой. Физическая часть осталось здесь, в маленьком катере, — другая — начала шествие по воде. Проводник между духовной и физической частью того мира, который можно увидеть и ощутить всеми чувствами, помог ей оставить своё тело, наделил её, отправив в очередное путешествие, птичьим тельцем обтекаемой формы, снабдив длинными тонкими ногами. Опираясь на веер необычно длинных, тонких паучьих лапок, она шла по воде, усеянной листьями белых лилий.

Сверху послышался голос: — Якана![1]

Пробежав немного, хлопая жёлтыми крыльями, остановилась. Водная гладь была спокойна, как зеркало. Панорама сместилась, приняла другие очертания. Она в ином образе. Плавно отрываясь, сильные крылья несут высоко в летнее небо. Парит и низко проносится над крышами домов. Узнала. Знакомые названия. Это угол Невского и Садовой улицы. Всматривается в фасад дома, украшенного множественными колоннами. В лоджиях между ними — статуи. Много статуй. У стен здания три девичьи фигурки. Одна из них, рослая, стройная, смущённо улыбаясь, что-то объясняет подругам. Большие синие глаза, белый бант в густой косе. Она узнала девушку. Юная, совсем девочка, — её прабабушка…

Лера открыла глаза, смотрит в одну точку. Валерий, мельком взглянув на спутницу, осторожно взял за руку.

… Юная прабабушка. С той фотографии. Из старого тёмно-красного бархатного альбома. Валерий, глядя на неё, остро чувствует: она далеко. Недосягаемо далеко. Пусть даже узкая ладонь трепещет в его пальцах. Когда-то она пыталась объяснить ему вроде: вход тонкого тела, назад, — в физическое, происходит автоматически. Но, возвращаясь в кокон — собственную оболочку, смещённое сознание человека всё же, не так быстро, вновь воспринимает реальный мир вокруг. Он пытался понять, вникнуть в то, что она объясняла… И не придавал всему этому особого значения. В начале знакомства, несколько лет назад, искренне считал: причина непонимания и небольших разногласий одна. Её молодость. А увлечение, — занятия в этой самой Французской магической школе — не такое уж серьёзное дело. Так, ерунда, хобби, легкомысленное времяпровождение, возможно даже, укрощение гордыни. Когда Лера стала нужна ему, необходима просто позарез, как воздух, без которого не выжить, — понял и другое: это её, как он называл «хобби» не простое времяпровождение, а дар. Уникальный, особый дар. То, чего ни объяснить, ни передать другому невозможно. До встречи с ней о всей серьёзности существования таких вещей он, немолодой и очень неглупый, чьё имя было известно во многих странах мира, — даже не подозревал, не имел ни малейшего представления. А она искренне верила: он усвоит, поймёт.

Наконец, синий взгляд скользит по лицу. Споткнулся, задержался, словно обжёгся о напряжённое, вопросительное выражение его глаз.

— Ведь ты была «там»? — В ответ Лера согласно кивнула. Синий всполох глаз сменил тёпло-синий, — чуть успокоился. И всё же, его немного тревожили эти внезапные экскурсии, — полёты «туда», в другой мир, или, как она это называла, — выход в тонкий слой информационного поля. Изо всех сил старался не показать своё огорчение, видя её такой отстранённой. Улыбнулся через силу. Она пристально взглянула.

— Понимаю, тебе не нравится! Глаза выдают! — погладила по щеке. Снова заглянула в глаза. — Не сердись! Пожалуйста! Ничего не могу поделать!

И тут он вспомнил. Только сейчас.

— Лерка! Непременно сведу тебя с одним человеком! Моим другом! Сал…, — не договорил. На очередном крутом повороте катер резко тряхнуло, затем подбросило с такой силой, что Лера отлетела, — её рука вырвалась из широкой ладони Валерия. Она не испугалась, хохотнула, приземлившись на сиденья. Порывисто поднялась, подошла к нему.

— Господи, Лерка! — обнял. Затем возмущённо: — Эй, капитан! Внимательнее можно? Аккуратнее, давай! Не дрова везёшь!

Лера прыснула со смеху.

— Простите, Христа ради! Сами же велели, — недовольным голосом отозвался тот, также удручённый ситуацией, — «давай в самые неизвестные, дальние уголки», вот я и…

— Знаешь, Валери! — Снова присела на сиденье. Поджав одну ногу и, вытянув другую, сунула кончики длинных пальцев в карманы джинсов. Не глядя на него, произнесла:

— В начале девяностых неожиданно нам стали приходить письма. Из России. Помню, как радовалась моя бабушка, а прабабушка… Я не рассказывала о ней. Она прожила долго, — девяносто с лишним. И всё ждала. Ждала вестей из России. Очень переживала. И вот, однажды, мы получаем первое письмо. От дочери её младшей сестры. Как это у вас называется?

— Племянница! — подсказал Валерий.

— Племянницы! Да! Она написала о своей судьбе. Упомянула, — жизненные обстоятельства сложились, таким образом, что вынуждена была изменить имя, фамилию. В общем, расспрашивала в письме, стоит ли ей перебираться в Штаты, просила, чтобы мы не беспокоились — она не из бедных, ну и так далее. Прабабушка перечитывала его целый день, сидя в любимом кресле. А вечером того же дня умерла с ним в руках!

Валерия порылась в мягкой вместительной сумке.

— Вот адрес! — протянула конверт. — Здесь в Ленинграде жила вся её семья, до того, как… А вот другой, уже московский адрес её племянницы! — Взяв оба конверта, Валерий пробежал глазами текст. — Потому ты так рвалась в Россию? Не терпится навестить? — слегка тряхнул конверт, — я знаю, где это. Не вопрос! Только сегодня вряд ли попадём, поздновато!

— Да ладно! Конечно, можно и завтра, или, когда там… — снова отвернулась — Всё равно никто из моих там больше не живёт! Вся надежда на встречу в Москве!

— А приедем в Москву, навестим не только твою родственницу, познакомлю с моими друзьями…

— Валери! — внезапно. — Что такое — политические репрессии?

Валерий обнял её, прижав к себе спиной, поцеловал в затылок. Катер пронёс их по Неве ещё сотню метров. — О! Взгляни туда! — Валерий указал пальцем. — Через леса и болота в 1713 году на левом берегу Невы проложили «Большую прешпективную дорогу» к зданию Адмиралтейства. Сейчас её называют — Невский проспект. Эта самая дорога пересекала Фонтанку, потом построили деревянный мост. Здесь находилась застава, и потому строили мост солдаты, которыми командовал подполковник Аничков. Несмотря на бесчисленные перестройки, его по-прежнему называют Аничковым.