Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

перепонки между пальцами. – Перерезать их нам совсем не опасно – только руки в таком случае немного слабеют. Но у вас, иноземцев, от этого было много крови, и Марк поэтому умер.

A потом был целый проведенный вместе с Сандосом в Гайжуре сезон и его, Супаари, страх за Эмилио, который мог погибнуть от одиночества.

Все это София с Божьей помощью поняла.

– Но ты сказал, что пришли другие, – напомнила она Супаари. – Где сейчас находятся эти иноземцы?

Когда он не ответил, она наклонилась вперед, вцепилась в его руку и воскликнула:

– Супаари, они все ушли? O боже. Только не говори мне, что их больше нет! Они все вернулись на Землю?

– Не знаю. – Он отвернулся, опустив уши. – Сначала они отослали назад Сандоса. Остальные какое-то время провели со мной в Гайжуре. – Он резко умолк.

– А потом они ушли, так? – тусклым голосом проговорила она. – Итак, они умерли или вернулись на Землю?

– Не знаю! – еще раз повторил он, однако она чувствовала, что он что-то скрывает. Наконец Супаари очень негромко проговорил: – …Но, похоже… что я мог создать спрос на… – Последовала долгая пауза. – София, что означает это слово… «целибат»?

Она посмотрела на него, удивленная тем, почему он задает вопрос именно сейчас. Однако хитрости и уловок за Супаари прежде не числилось… Но как объяснить ему?

– Это слово означает воздержание от секса.

Супаари по-прежнему вопросительно смотрел на нее; английский тоже не помог, она снова перешла на руанжу:

– Чтобы зачать ребенка, есть определенное действие… – Он поднял подбородок. – Среди нас это действие производится также для удовольствия. Ты понял? Для наслаждения…

Подбородок Супаари пополз вверх, но на сей раз не так быстро, он внимательно смотрел на Софию.

– Целибат – это когда человек никогда не совершает этого действия… ни для зачатия ребенка, ни для удовольствия. Понимаешь?

– Даже если он является перворожденным или второрожденным?

– Для нас порядок рождения не имеет никакого значения…

– То есть целибат – это у вас ВаХаптаа. Преступник, лишенный прав?

– Нет! – удивилась она. – Сипаж, Супаари, даже эта считает, что целибат сложно понять.

София умолкла, не зная, как сказать, каким языком воспользоваться, сколько можно открыть ему.

– Такие люди, как Сандос, Марк и Дии, отделили себя от остальных людей. Они предпочли никогда не совершать этого действия: ни ради зачатия, ни для удовольствия. Они соблюдали целибат для того, чтобы полнее служить Богу.

– А кто эти «бог»?

Она попыталась найти спасение в грамматике.

– Не эти бог, а этот Бог. Существует только один Бог. – София произнесла эти слова не подумав, но, прежде чем она смогла перейти к объяснению сути монотеизма, Супаари оборвал ее:

– Сандос говорил, что блюдет целибат, он говорил, что не берет себе жену, чтобы иметь возможность служить многим! – с негодованием вскричал жана’ата, вновь вставая и отходя от нее. Развернувшись на месте, он ожег ее яростным взором, поднял уши торчком и устремился в атаку. – Он сказал, что он – целибат. Целибаты служат бог. Значит, бог – это много.

«Ч.Т.Д.[30], – подумала она, вздохнув. – И где эти иезуиты, когда они нужны?»

– Бог един. Детей у него много. Все мы его дети. Сандос служил Богу тем, что служил Его детям. – Супаари резким движением опустился на землю и потер виски.

– Сипаж, Супаари, – с сочувствием произнесла София, протянув руку к ввалившейся щеке волчьей физиономии. – У тебя голова не болит, а?

– Да. Ты говоришь какую-то несуразицу! – Он замолчал и попытался сменить тему и язык, вновь обратившись к х’инглишу. – Может, твои слова и понятны тебе, но я ничего не понимаю.

София чуть улыбнулась:

– Энн говорила, что в этом начало мудрости.

Супаари с открытым ртом посмотрел на нее.

– Мудрость – это подлинное знание, – пояснила она. – Энн говорила, что мудрость начинается тогда, когда ты ощущашь разницу между «это чушь» и «я не понимаю».

– Тогда, значит, я и есть самая мудрость, потому что совсем ничего не понимаю. – Глаза его закрылись. Когда Супаари открыл их, казалось, что его вот-вот стошнит, однако он продолжил на том пиджине[31], который только и был в их распоряжении.

– Сипаж, Фиа. Что значит на х’инглише «служить»? Может ли называться службой нечто такое… что приносит удовольствие?

– Может, – в конечном итоге призналась она. – Но не для Марка, Дии и Миило. Для них служить значило бескорыстно помогать людям. Кормить голодных, давать кров… Как ты сказал… служить многим? O мой бог. Ты организовал спрос? Супаари, что случилось с Эмилио?!

В розовом свечении, заполнявшем воздух после второго заката, София сидела и смотрела на спящего Супаари, слишком уставшего для того, чтобы ощущать нечто большее, чем смирение.

Не один час ушел на то, чтобы извлечь из него всю историю, и к концу разговора Супаари буквально напрашивался на ее презрение.

– А я-то гордился своим умом! Желание иметь детей лишило меня разума, но я думал, этот Супаари, какой он хороший и умный человек. Я должен был догадаться! – рыдал он, утомленный и расстроенный до предела. –  И это делали жана’ата. Мой собственный народ. Я слишком виноват перед Сандосом. Возможно, остальные иноземцы сейчас претерпевают подобную участь. И теперь ты будешь ненавидеть меня.

«Мы хотели добра, – думала она, глядя в небо на кучевые облака над поляной, приобретавшие аметистовый и индиговый цвета. – Никто не намеревался чинить зло. Все мы старались делать самое лучшее, самое доброе. И, несмотря на это, такого наворотили…»

Опираясь спиной на Канчая, она протянула руку, чтобы погладить рыжую головку сына, и вдруг вспомнила про Д. У. Ярброу, главу иезуитской миссии на Ракхат, уже почти пять лет покоившегося возле Кашана рядом с Энн Эдвардс, так же как и он, принявшей там внезапную смерть.

София Мендес и Д. У. Ярброу близко сотрудничали во время многомесячной подготовки иезуитской миссии к Планете Поющих. Многие из тех, кто наблюдал, как растет и углубляется их сотрудничество, видели в нем, что противоположности притягиваются друг к другу, ибо Д. У. Ярброу при его блуждающем глазе, вольно изгибающемся носе и целой толпе неприкаянных зубов был столь же откровенно некрасив, сколь удивительна была классическая красота Софии Мендес. Немногие понимали благодетельный покой не осложненной плотским желанием дружбы, каковую София и Д. У. могли предложить друг другу, и немногие эти были в сердце своем довольны тем, что души эти встретились.

Потребовалось не так уж много времени для того, чтобы еврейка-сефардка и священник-иезуит установили стабильные взаимоотношения; за какие-то недели они уже приобрели привычку заканчивать каждый долгий и трудный рабочий день, посвященный компиляции, анализу, обсуждению и принятию решений, совместным обедом и