Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

class="p1">София, улыбаясь, поискала взглядом Исаака, опасаясь, что он мог отойти куда-то, пока все были заняты. Однако сын был на месте: лежа на спине, он изучал полет крылатых семян, спускавшихся к его лицу по спирали. Вздохнув, она обратила свой взгляд к Супаари, так и застывшему на земле.

– Сипаж, Фиа. Все изменилось, – сказал он и, посмотрев на Джалао ВаКашан, опустил уши. – Кто-то не понимает! – воскликнул жана’ата. – Кто-то знал, но так и не понял. Все изменилось.

– Сипаж, Супаари, – произнесла Джалао, остановившись возле него. – Ешь. Все остается как было.

«Не что… кто находится в корзинке?» – подумала София, осознав теперь, что Канчай мигом привел плетенку в порядок, чтобы сохранить детей от слишком ранней для них информации.

Оцепенев, она смотрела на Супаари и думала: «Он ест руна. Он – джанада».

Заговорить они сумели не сразу.

– Сипаж, Супаари, все мы есть то, что мы есть, – проговорила наконец София, руководствуясь простейшей логикой руна, которую лишь в данный момент сумела осилить. Вставая, она протянула жана’ата руку в знак того, что готова поднять его на ноги. Супаари рассеянно посмотрел на нее.

– Иди и ешь. Жизнь продолжается, – проговорила она, чуть потянув его за руку. – Мы-и-ты-также займемся нашими проблемами потом.

Супаари встал и попытался унести корзинку с поляны на подветренную сторону, так чтобы руна не смогли ни увидеть, что он ест, ни уловить запах мяса. Должно быть, он всегда на каком-то уровне понимал, что делает; даже раньше ему и в голову не могло прийти есть мясо в присутствии руна. Негромко урча, он направился в сторону со своей корзиной, ручки которой были приспособлены для того, чтобы ее нес кто-то из рунао, однако почувствовал себя еще хуже, когда Канчай выбрался из скопления детей для того, чтобы помочь ему.

Юная девица Кинса, уже не ребенок, но еще не взрослая, все это время что-то негромко бормотала Хэ’энале, не зная, к какой категории отнести себя саму. Увидев, что Супаари отошел в сторону, она решила последовать за ним с ребенком за спиной.

Шедшая рядом с ней София протянула руку и запустила палец под крошечные изогнутые коготки младенца.

– Супаари! – воскликнула она. – Твой ребенок? Но как? Эта думала, что…

– Это долгая песня, – проговорил он, пока София брала Хэ’эналу на руки, а Канчай невозмутимо извлекал из корзинки порцию мяса.

– Когда этот прибыл в Кашан после бунта… – Он умолк, посмотрев на ее искаженное жутким шрамом лицо. – Ты понимаешь слово «бунт»? – София подняла взгляд от младенца, посапывавшего у нее на коленях, и приподняла подбородок в знак согласия. Он продолжил: – ВаКашани пребывали в великом смятении. Погибли столь многие, и среди них большинство старейшин. И никто не мог признать это во всеуслышание, так что повсюду установилось фиерно, даже по прошествии нескольких дней после побоища. Твой «аппарат» находился на месте, но ВаКашани сказали, что всех иноземцев больше нет. А трупы съели.

Она как раз размышляла о том, какое это счастье – смотреть на ребенка, но, услышав такие слова… поняла: конечно. Мясо – это мясо. Но даже после того, что случилось с Энн и Д. У., ей в голову не приходило, что остальных тоже… «Ох, Джимми!» – подумала она, горло перехватило.

Кусок не лез в глотку Супаари, и он отставил мясо в сторону.

– Потом, когда уже почти стемнело, вышла вперед Аскама. Еще совсем ребенок, однако она хорошо знала вас, иноземцев, так что этот прислушался к ее словам. Она говорила на х’инглише, потому что в руанже нет подходящих слов. Она сказала: «Миило не умер…»

Он умолк, заметив, что София вдруг побледнела, заметив, как забилась жилка на ее горле, осознавая теперь всю трагедию того, что ему предстояло рассказать ей.

– Ты не знала этого?

– А где теперь Миило? – спросила она. – Боже мой. Боже, если он жив, это меняет все…

– Он ушел! – воскликнул Супаари. – Этому очень жаль! Ты понимаешь? Этот искал бы тебя, но ВаКашани сказали, что все вы ушли, а «ушли» значит две вещи! Аскама сказала только, что Миило не умер, что его взял с собой патруль жана’ата. Она ничего не сказала про иноземца Марка. Или о тебе…

– Марк! – воскликнула София. – Значит, Марк тоже жив?

– Нет, он ушел! – Горестная весть заставила Супаари скрючиться. – Сандос тоже ушел, но по-другому!

Невзирая на всю усталость, он поднялся на ноги и начал ходить.

– Руанжа не годится для такого рассказа! Ты еще помнишь х’инглиш? – спросил он, повернувшись, чтобы посмотреть на нее.

– Да, – проговорила она.

Младенец Супаари запищал. Переполненная эмоциями Кинса настолько расстроилась, что сама была готова заплакать.

Передав младенца Канчаю, София также встала и остановила движением руки все еще ходившего, охваченного волнением Супаари.

– Да. Я помню английский, – еще раз сказала она. – Супаари, а где Марк? И где сейчас находится Сандос? Они мертвы или мы сможем еще увидеть их?

– Марк умер. По моей вине. Хотя я не хотел ему ничего плохого! – Необъяснимым образом он поднял обе ладони, однако она была настолько отвлечена, чтобы обнаружить какой-то смысл в этом жесте. – Наши руки при хаста’акала не кровоточат…

– Супаари, ради бога, скажи, где сейчас Сандос?

– Другие отослали его домой.

– Какие еще другие? – вскричала она как безумная. – И что значит это твое «домой»? В Кашан?

– Нет, не в Кашан. Пришли другие иноземцы…

– Другие иноземцы! Супаари, ты имеешь в виду народ из другой речной долины или людей…

– Такие же, как ты, иноземцы. Без хвостов. С С’емли.

София пошатнулась, но он успел поддержать ее, прежде чем она упала, положив руки на ее плечи.

– Я в порядке, – сказала она, хотя он видел, что далеко не в порядке. София опустилась на землю и села, обхватив голову руками. Канчай отдал Кинсе стенающего младенца и велел девице вернуться ко всем остальным на поляну и оставаться там. Вернувшись, он сел позади Софии и покровительственно положил ей руки на плечи; она припала к нему спиной, давая понять, что благодарна за поддержку, однако вновь обратилась к Супаари настолько спокойным, насколько это было в ее силах, тоном.

– Рассказывай, – сказала она. – Рассказывай все.

Супаари потребовалось много времени и три языка, чтобы рассказать ей всю историю. Он поведал ей о том, как сумел обнаружить Сандоса и Марка, уже едва живого тогда. Он рассказал ей о том, как подкупил командира патруля, а потом и про обряд хаста’акала, с помощью которого намеревался избавить Марка и Сандоса от судебного преследования по поводу подстрекательства руна к мятежу.

– Вот видишь? – спросил он, указывая на тонкие и прочные