Помор - Валерий Большаков

Вытащив «генри» из седельной кобуры, Чуга положил винтовку поперёк седла. На всякий случай.

Вдвоём с Исаевым они почти доехали до устья, когда в Ла-Року буквально ворвались всадники, загикали, закружили, гарцуя.

Реда Парнелла помор узнал сразу.

— Вот и свиделись! — заорал рыжий. — Рад, русский?

— Не послушался-таки хозяина, — сказал Чуга насмешливо, — назло суету разводишь. Да, герой?

— Заткни пасть! — рявкнул Парнелл.

Внимательно оглядев «лихих людей», Фёдор проникновенно сказал:

— Ребятки-зверятки, вы находитесь на моей земле. Так что марш отсюда и чтоб я вас здесь больше не видел!

Ред хрипло захохотал.

— Ну ты и наглец, русский! — воскликнул он. — В школу-то хоть ходил? Считать научен? Нас тут десять человек!

— Сейчас будет меньше!

Бандиты следили за винтовкой Фёдора, поэтому не сразу заметили молниеносное движение ганфайтера. Чуга выхватил «смит-вессон» и выстрелил в упор. Пуля поразила Реда в грудь, Парнелл дёрнулся, откидываясь на спину, и повалился наземь. Одна нога его запуталась в стремени, испуганная лошадь отбежала прочь, волоча всадника по камням, но тому уже было всё равно.

Чуга опорожнил барабан револьвера, стреляя навскидку, и лишь затем схватился за винтовку. И тут же выронил её — бандитская пуля прошила руку навылет. Вторая задела бок, третья угодила в ногу.

Гонтовцы — живые, раненые, убитые — смешались в ревущую кучу-малу, плохо видимую за облаком дыма и пыли. Лошади ржали, вставая на дыбки, страшные ругательства оскверняли воздух. Реденькие облачка порохового дыма вспухали и над недостроенной баней — это был вклад Ларедо и Меддена.

— Хозяин! За мной!

Сёма направил коня к Каньону-дель-Корво, Кривому каньону, тому самому отвершку, где Фима обнаружил озеро. Едва держась в седле, отстреливаясь одной левой, Чуга поскакал следом. Копыта Рыжика захрустели галькой, винтовочные выстрелы загрохотали в теснине каньона, множа гулкое эхо, а Фёдору казалось, что гудит в его собственной голове. Мир плыл и качался, боль грызла, опаляя при каждом толчке.

С трудом сфокусировав взгляд, Чуга приметил впереди обрывчик, с которого сбегал ручеёк, изображая маленький водопадик. Вдоль стены каньона по косой вверх поднимался карниз шириной вполступни, он почти достигал обрыва, за которым плескалось озеро. Но никуда не вёл. Тупик.

Взобраться на уступ и вплавь? Ага… Помор скривился. Он в седле-то еле держится, а уж сажёнками махать… А вот за теми глыбами можно укрыться. Каньон узок, с флангов их не обойти. «Продержимся, — мелькнуло у Фёдора. — Пока патроны не кончатся…»

Взвизгнула пуля, чиркая Рыжику по шее, и конь от испуга споткнулся, полетел кувырком, сбрасывая седока. Фёдор тюком шлёпнулся на гальку. В памяти всплыла Ваенга, Олёна, макавшая бельё в воду и колотившая им об покатый бок скользкого валуна…

— Держись!

Сильная рука Исаева подхватила помора. Пуля ударила в гальку, брызгая каменной сечкой и жаля Фёдору руку. Чуга пришёл в себя.

Шатаясь, сжимая револьвер левой рукой, он упал на землю за обломком скалы и прислонился к нагретому камню спиной. «Троих я точно заберу с собой, — спокойно, отрешенно как-то подумалось ему, — а может, и четверых…»

— Щас мы их, — торопливо говорил Сёма, раскладывая на гальке винтовку и пару револьверов. — Щас…

Бандиты соскочили с коней и бросились короткими перебежками.

Фёдор выстрелил, не целясь. Исаев высунулся со своей стороны и дважды нажал на спуск «винчестера». Один из бандитов схватился за плечо, злобно бранясь. Другой вскинул «спенсер», и грохот выстрела сотряс ущелье. Тяжёлая свинцовая пуля прошла над головой Чуги, влепившись в обрыв рядом с крошечным водопадиком. От её удара вниз съехал пласт земли и полетели щепки — видно, потоком принесло когда-то упавшее в бурю дерево.

И тут изнемогший Чуга похолодел — уступ, казавшийся нерушимой скалой, стронулся с места, начал продавливаться, крошиться, рушиться. С глухим треском изломились трухлявые стволы деревьев, погребённых под слоем осадка…

Не обрыв это был, а плотина! Невесть когда, деревья, подхваченные ручьём, заклинило между скал, потом образовавшийся затор укрепился илом, глиной, песком, застыл до поры. И вот древесина сгнила. Оказалось, что достаточно одной пули, дабы оборвать последний волосок, — и плотины не стало.

— Тикаем!

Из последних сил Фёдор рванулся к тропке, приволакивая раненую ногу, хватаясь за мозолистую пятерню Исаева, бочком-бочком взбираясь по карнизу, а перед глазами оплывала глина, расщепленные стволы опрокидывались в грязевой лаве, и вот хлынула вода.

Мгновенно заполнив собою весь каньон, поднимая грязную пену сажени на три, озеро ринулось на свободу, с тяжёлым грохотаньем истекая со своего ложа, смывая людей, лошадей, камни…

Чуга распластался по скале, нахлынувшая мутная вода накрыла его по грудь.

— Держись!

— Да держусь я…

Прижимаясь к камню изо всех сил, Фёдор глядел, как беснуется уходящее озеро, как кружит и хлещет обезумевшая влага, не умещаясь в узости, как мутные волны вспухают громадными буграми, вертя брёвна, как спички.

Скала, к которой прилепился помор, дрожала, но не так уж велико было озеро — вода стала спадать. Вот коричневые пенные разводы кружат у пояса, вот — у колена, вот — едва покрывают дно Каньона-дель-Корво.

Всё, вода ушла. От обрыва не осталось ничего, даже дно бывшего озера сверкало мытой галькой — поток смыл все наносы.

Напрягавшийся до ломоты, Чуга едва не упал и поспешил спуститься, переставляя дрожащие ноги.

— Кровь утекла не вся, чуток осталось! — болтал Исаев.

Разорвав рубаху на полосы, он наспех перебинтовал Фёдору руку, ногу, бочину. Раны не выглядели опасными, но больно, чёрт…

— Потерпишь… — прохрипел Чуга, сам себя уговаривая.

Семён подхватил помора, уложив его руку себе на шею, да и пошагал, оглядываясь, к бывшему озеру. Если гонтовцы поджидают их за устьем, то встретят явно не цветами, думал Фёдор. А боец из него пока никакой. Одним махом семерых побивахом — это только в сказке бывает, по жизни семеро одного забивают до смерти…

— Передохнём!

Прислонившись к скале, чтобы не шататься и не напрягать раненую ногу, помор тщательно прочистил револьвер и зарядил его.

— Я сам, Сёма.

— Я шо-то плохо не понял!

— Я сам, сказал!

— Ша, хозяин, я без второго слова всё понимаю…

Держа оружие в левой руке, Чуга поковылял по грязным, мокрым камням — ещё недавно они были ложем озера.

Пара утёсов впереди, по правую руку, зажимала проход, через который «конестога» протиснуться могла, хоть кое-где и чиркнув бортами о камень. Потом дорога сделалась пошире. Постепенно поднимаясь, она вывела Чугу с Исаевым в небольшую укромную долинку. Справа высилась Ла-Рока, громадная красная меза, как мексиканцы прозывали Столовые горы, а у её подножия покоились руины старинной испанской асиенды. Стены, увенчанные гордыми альменас,[136] замыкали прямоугольный двор-патио, вымощенный каменными плитами. Фёдору он хорошо был виден, поскольку от тяжёлых ворот главного входа остались одни ржавые петли, а часть стены обрушилась, пропуская взгляд внутрь — к галереям, сводчатым потолкам комнат, к плоской крыше-асотее, куда вела каменная лестница.