Помор - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
— Ну всё, — сказал Чуга, — отбой.
Хромая, он тронулся в обратный путь. Дорога под гору давалась легче. Выбравшись в Каньон-дель-Корво, Фёдор прислушался.
Было тихо. Где-то за устьем продолжала журчать вода.
— Есть с чего посмеяться… — пробормотал Семён, правой рукой сжимавший винтовку, а под мышкой левой тащивший золотого божка.
— Ша…
Мёртвое тело лежало посередине ущелья, прибитое водой к валуну.
Сняв с трупа оружейный пояс, Чуга повесил его на плечо. Пригодится в хозяйстве…
У выхода из каньона мертвецов было больше — он насчитал шесть человек с избитыми, изломанными телами. Да-а, повертело их, покрутило изрядно…
— Каждый ищет свой гембель, — философски заметил Исаев. — Эти скаженные таки нашли.
Приметив оброненный «генри», Фёдор с кряхтеньем поднял его, берясь за винтовку, как за посох. Хлюпая по жиже, он выбрался в долину. У холмов бродило несколько лошадей, осёдланных, но без наездников. У одной седло перекрутилось, очутившись под животом. Надо полагать, коняке тоже досталось от потопа…
— Рыжик! — позвал Чуга. — Рыжик!
Фыркая, рыже-чалый поднял голову над кустами. Заржав приветственно, направился навстречу и стал тыкаться тёплыми губами, будто проверяя, а жив ли хозяин.
— Живой я, живой… — проворчал помор. — До дому, Сёма.
…Битый час Фёдор просто лежал на траве, бездумно пялясь в небо. Разведя костёр, Семён нагрел воды и промыл раны помору в боку и руке, наложив чистые, сухие повязки. А вот нога… По боку свинец лишь чиркнул, пропахав неглубокую борозду во плоти, мякоть руки пробил навылет, в ноге же завяз.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Фёдор.
— Дайте доктору сделать своё мнение…
— А ну тебя!
Насупившись, Чуга потрогал твёрдое вздутие. Пуля засела неглубоко, но… Вздохнув, он достал нож и накалил кончик в огне. Осторожно полоснул по коже. Сцепил зубы и погрузил остриё, нащупывая свинцовый кругляш.
— С-суки! — прошипел помор, поддевая пулю.
Вот она, показалась… Потянув двумя пальцами, Фёдор вытащил её и отшвырнул. Часто дыша, откупорил бутылочку виски, задержал дыхание… Огненная струйка окатила рану, размывая кровь, и боль полоснула по нервам, бросая в жар.
— Суки какие, а? — выдохнул Фёдор, жмурясь. — Попадись вы мне…
— Попадутся, — слабым голосом пообещал Исаев.
Умыв руки чистым бурбоном, Чуга взял в руки иглу с ниткой.
— Жопы бы им зашить, на хрен, — злобно сказал он, — и гороху скормить, штобы пучило!
Вздохнув, помор принялся накладывать шов. Наложил, унял дрожь в руках и потом ещё добрый час лежал в полном изнеможении.
Осилив слабость, переоделся и переобулся. Стало получше.
— Кажись, Ларедо! — привстал Семён, оборачиваясь к лесу.
— А Текс?
— Идёт прежде.
Достав оба револьвера, Чуга тщательно вытёр каждый, не забыв пропустить платочек через пустые каморы и капнуть масла на механизмы. И выдохся.
— Постельный режим… — пробормотал он, бредя к фургону. — Вот тебе и весь сказ…
День прошёл спокойно, горизонты были чисты. Фёдор с Медденом отлёживались, Ларедо пропадал до вечера, а когда вернулся, то приволок с собою тушку молодого оленя, совсем ещё телёнка.
— Лучше лекарства не придумать, чем бульон из свеженины, — сообщил он, — особливо после ранений. Кровь сама прибавляется в жилах!
А с утра пришлось-таки устраивать похороны — негоже было держать мертвых бандитов рядом с домом, уж больно смердели. Да и не по-христиански как-то…
Трупы сволокли в промоину и предали земле — обрушили на них рыхлый песчаный склон. Аминь.
Часа в три пополудни за холмами поднялась туча пыли — подходило стадо. Как ни худо было Чуге, но он таки возрадовался да возгордился — его ковбои гнали его коров.
Понять чувства Фёдора мог только бедняк, сам приложивший силы к тому, чтобы вырваться из нищеты, и вот, на каком-то этапе своих трудов, заметивший, что уже не беден, что первый шаг к состоятельности сделан, и теперь вся задача лишь в приумножении скромного капитала. Стало быть, верным оказался избранный путь, и все усилия, все утраты — не зря!
Фёдор с Семёном отправились навстречу бакерам и помогли загнать коров на верхнее пастбище — то самое, что схоронилось за Бутылочным Горлышком.
— Почтение, мосье Чуга! — провопил Фима, серый от пыли. — Пятьсот с лишним голов, герефордская порода!
— Почём брал? По червонцу?
— Это больно! Гомес уступил по пятёрке за голову! Упитанные однолетки, всё как положено.
— Сойдёт для начала.
Лишь теперь он заметил, что у Захара рука висела на перевязи. А тут и чей-то фургон подкатил.
— Только не говори, — сказал Фёдор Гирину, — что это тебя бурёнка забодала.
— Не буду, — хмыкнул Захар. — Сцепились с вакеро Суноля. Подстрелили парочку особо упёртых и разъехались.
— Натурально, — кивнул Иван.
— А это кто? — кивнул Чуга на подъезжавший фургон.
Гирин закряхтел смущённо.
— Да вот, понимаешь, сложности у людей… — забубнил он. — У дона Гомеса дом спалили и сына старшого ранили, вот мы их и зазвали к нам — пущай отсидятся хоть…
— Ну и правильно, — сказал Фёдор.
Пожилой мексиканец, одетый не без лоска, с редкой проседью в чёрных волосах, с лицом смуглым и чеканным, словно рубленным из дерева, тяжело спрыгнул с козел. Шляпою сбив с себя пыль, приблизился к Чуге.
— Буэнас диас, сеньор! Не приютите ли погорельцев? — спросил он, криво усмехаясь. — По-соседски?
— Об чём разговор! — Федор крепко пожал сухую и сильную руку дона. — Располагайтесь, конечно. Гонт вас прижал?
— Суноль, паскуда!
— Один чёрт…
Поклонившись сеньоре Гомес, опиравшейся на руку бледного юноши с перевязанной головой, Чуга отошёл к своим.
— Короче, так, — сказал он. — Гонт затеял всю эту музыку, вот пусть и попляшет теперь…
— Имею задать парочку вопросов, — поднял руку Беньковский, поглядывая на Сёму, принявшего очень важный вид. — Гонт таки сделал скандал?
Исаев самодовольно улыбнулся.
— Или вы думаете, шо вы не опоздали? — сказал он. — Так я вам скажу, шо таки да. Мы немножечко разлили твоё озеро…
Фима показал Сеньке кулак и раздельно проговорил:
— Я шо, тихо спрашиваю? Или ты говоришь мине, шо тут случилось, или я гэпну[139] тебе у морду со всей моей любовью!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!