Вторжение - Кира Уайт

как тут же прикусываю язык. Помимо нашего надзирателя за пределами камер стоят близнецы. Джаред пылает от холодной ярости, его глаза метают молнии, желваки ходят ходуном, а кулаки крепко сжаты. Джексон более спокоен, но его ледяное безмолвие и чересчур серьезное выражение лица говорят о том, что это лишь затишье перед бурей. Сейчас братья похожи как никогда. И дело не во внешности.

Медленно поднимаюсь с неудобного сиденья, из-за которого затекло все тело, и встаю вплотную к решетке, сказать хоть что-нибудь у меня не хватает духу. Кажется, что любое резкое движение или звук, и Куперы слетят с катушек. Мельком смотрю на Мэйсона. Он тоже поднялся и стоит, выпрямив спину, возле своей решетки с нечитаемым выражением на лице. Мне бы такую выдержку.

– Офицер Холт, откройте камеры, – на удивление спокойным голосом приказывает Джаред.

Надсмотрщик тут же снимает связку ключей с пояса и идет к месту заточения Мэйсона. Отпирает замок, но открывать дверь предоставляет пленнику самостоятельно. После, процедура повторяется с решеткой моей камеры. Медленно толкаю металлическую преграду и переступаю порог клетки.

– Спасибо, – говорю негромко, сама не зная кого именно благодарю, Джареда или офицера Холта.

Купер стреляет в меня таким уничижительный взгляд, что я мгновенно теряю всякое желание продолжать разговор. Хотя, честно говоря, до этого у меня и без того его было невероятно мало.

– За мной, – командует Джаред, разворачивается и первым шагает в сторону короткого коридора, по которому нас привели в камеры.

Следом за ним идет офицер Холт, потом я. Чувствую себя побитой собакой, но с трудом держу спину прямой и не склоняю голову. У меня нет желания показывать слабость среди этих сильных и уверенных в себе мужчин. Мэйсон вообще вышел из места заточения с таким видом, будто это не тюремная камера, а царские покои.

– О чем ты только думал? – резким голосом, но достаточно тихо осведомляется Джексон.

Я вся превращаюсь в слух, ожидая ответа Мэйсона.

– Мы не сделали ничего криминального, – спокойно отвечает тот.

– Какого черта вас понесло к границе? – спрашивает Джексон, на этот раз он говорит не так зло, а больше устало.

Мэйсон понижает голос, но я все равно его слышу.

– Она должна знать и в случае чего быть готовой…

Купер перебивает с явным осуждением:

– При тебе хоть оружие было?

Мэйсон некоторое время молчит, но все мы знаем ответ на этот вопрос.

– Нет, – все же негромко отвечает он.

– Нет, – передразнивает его Джексон. – Ты подверг смертельной угрозе ваши жизни. Ты ведь знаешь об опасности, все могло пойти не так… – он замолкает, когда я оборачиваюсь и хмуро смотрю на него.

Мэйсон говорил, что самые развитые носители рвутся внутрь периметра, но также он говорил, что им это ни разу не удалось. Так отчего же Джексон так разозлился?

– Что ты?.. – начинаю я, но мне не суждено озвучить вопрос.

– Вы там уснули? – язвительно осведомляется Джаред, дожидающийся нас у выхода из здания.

Молча спешу в сторону разъяренного парня, на миг даже притормозив у двери, которую он резко распахивает. Кажется, будто военный собирается меня ударить, но тот лишь взмахивает рукой, поторапливая. Выхожу в ночь, освещенную огнями редких фонарей и аномалией, что, кажется, дотягивается до всех участков, входящих в защищенную зону. Джаред уходит к тонированному внедорожнику и, к моему удивлению, садится на пассажирское сиденье. Мы втроем забираемся назад.

Водитель тут же страгивается с места. Поездка выходит недолгой, но атмосфера до того гнетущая, что во рту скапливается горечь. Куда нас везут? Что с нами будет? Впервые за последние несколько недель я надеюсь, что не увижу сегодня папу. Но в тот же момент меня страшит неизвестность. Я хотя бы знаю, что может сказать папа, когда он в гневе, а что сделает мне Джаред, я понятия не имею.

Стараюсь отвлечься, смотрю в окно на город, что, кажется, совершенно не изменился. Единственное, освещение стало более скудным, не горят вывески, афиши, витрины и тому подобное. Скорее всего таким образом экономится электроэнергия.

Водитель паркуется рядом с высотным зданием, находящимся в опасной близости от аномалии. У меня нет никакого желания выбираться из кожаного салона, но выбора-то все равно нет. Снаружи оказываюсь последней, смотрю на аномалию и невольно отступаю на шаг, по инерции проверяя все еще висящий на поясе респиратор. Я еще никогда не была к ней так близко, но к моему удивлению, от столба света вообще не исходит никакого тепла. Только беспокойные всполохи света, да непрекращающийся гул.

Отсюда не видно, ведь свет очень плотный, но я точно знаю, дом, где меня дожидается Брит, находится на той стороне. А прямо перед нами развернулся тот самый палаточный городок-лаборатория, где работает папа. Мне становится муторно от одной только мысли, что меня будут отчитывать, словно нашкодившего ребенка. Но я иду следом за военными, стараясь делать вид, что ничего не произошло, ведь это на самом деле так. Мы просто посмотрели, как ведется оборона периметра. Что в этом такого?

Минуем несколько палаток, все ближе подбираясь к аномалии. Уже вижу угол обвалившегося здания, часть которого так и скрывается в ярком столбе, а также вздыбившуюся землю, ощерившуюся осколками асфальта и арматуры. Чем ближе подходим, тем сильнее колотится сердце, а руки леденеют от ужаса. Как они могут оставаться такими спокойными рядом с этим?

Джаред сворачивает к одной из небольших палаток, мы входим следом. Быстро оглядываюсь по сторонам. Прямо напротив входа стол и стул, рядом все заставлено коробками с выстроенными в них рядами разноцветных папок. Вопреки моим ожиданиям, в палатке не оказывается никого. Джаред доходит до стола, но не обходит, чтобы сесть, он останавливается перед ним, разворачивается на сто восемьдесят градусов и еще раз обводит нас троих зорким взглядом холодных голубых глаз.

– Ты, – обращается он к Мэйсону, – своей выходкой доставил одни только проблемы. Если бы ты был моим человеком, то уже сидел бы в карцере.

– Но он не твой человек, – спокойно произносит Джексон, как только его брат замолкает. – Наказание ему я буду отмерять сам.

Джаред даже не смотрит в его сторону.

– Отлично. Теперь ты, – он поворачивается ко мне. – У меня нет времени на возню с тобой, словно с младенцем. Но я только и делаю, что все время прямо или косвенно сталкиваюсь с тобой.

Удивленно моргаю, никак не возьму в толк, о чем он говорит. Мы не виделись неделю, какие проблемы я могла ему доставить?

– Понятия не имею, о чем ты, – говорю как можно сдержаннее. – Мы не сделали ничего плохого, просто…

– Просто