Выход из кризиса есть! - Пол Р. Кругман

«Экономы» отвергали эту логику, настаивая на том, что для восстановления уверенности необходимы немедленные сокращения и эта самая восстановленная уверенность сделает данные сокращения стимулом к развитию экономики, а не наоборот. Тут мы подходим ко второму аспекту аргументации — спору о влиянии режима строгой экономии на производство и уровень безработицы.

Эту главу я начал цитатой из интервью Жана-Клода Трише, который до осени 2011 года занимал пост президента Европейского центрального банка. Его слова отражают необыкновенно оптимистичную и необыкновенно неумную теорию, проникшую в коридоры власти в 2010 году. Эта теория не отрицает, что прямым следствием урезания государственных расходов будет сокращение спроса, при прочих равных условиях ведущего к экономическому спаду и росту уровня безработицы. Тем не менее Трише и те, кто разделял его точку зрения, настаивали, что этот непосредственный эффект с лихвой компенсируется «уверенностью».

Еще раньше я назвал эту теорию феей уверенности, и название, похоже, прижилось. В чем же суть? Неужели сокращение государственных расходов способно увеличить спрос? Да, способно. Действительно, есть пара вариантов, при реализации которых сокращение расходов может привести к усилению спроса. Это снижение процентных ставок и ожидание будущего снижения налогов.

Снижение процентных ставок работает следующим образом. Впечатленные усилиями правительства по уменьшению дефицита бюджета инвесторы пересматривают в сторону снижения свои ожидания относительно будущих государственных заимствований и, следовательно, уровня процентных ставок. Долгосрочные процентные ставки отражают ожидания уровня процентных ставок в будущем, поэтому ожидание сокращения государственных заимствований может привести к немедленному снижению процентных ставок, а это, в свою очередь, стимулирует рост инвестиционных расходов.

Меры строгой экономии могут впечатлить и потребителей: решимость государства сократить свои расходы вызывает у них надежду на будущее снижение налогов. Вера в ослабление налоговой нагрузки способна заставить людей чувствовать себя богаче. Она же подтолкнет потребителей к увеличению расходов — опять-таки немедленно.

Таким образом, вопрос не в том, способен ли режим строгой экономии стимулировать экономику при реализации этих вариантов, а в том, насколько оправданна вера в то, что благоприятные эффекты снижения ставок и ожидаемого уменьшения налогов компенсируют непосредственный угнетающий эффект сокращения бюджетных расходов, особенно в нынешних условиях.

На мой взгляд — его разделяют многие экономисты, — ответ ясен: стимулирующая экономия крайне маловероятна и в целом, и в особенности с учетом состояния, в котором пребывал мир в 2010 году и продолжает пребывать два года спустя. Повторяю, для доказательства утверждений, подобных тому, что сделал Жан-Клод Трише в интервью газете «La Repubblica», просто существования этих связанных с уверенностью эффектов не хватит. Необходимо, чтобы они были достаточно сильными для компенсации непосредственного угнетающего эффекта мер строгой экономии. Такое трудно представить для фактора процентных ставок, поскольку в начале 2010 года их уровень был уже низким, а сейчас, когда я пишу эту книгу, снизился еще больше. Что касается эффекта ожидания налоговых послаблений, попробуйте вспомнить, кто из ваших знакомых решает, сколько он может потратить в этом году, пытаясь оценить, как принимаемые сегодня решения властей предержащих в области фискальной политики отразятся на его налогах через пять или десять лет?

Не важно, отвечают «экономы»: мы располагаем убедительными эмпирическими доказательствами своих утверждений. Об этом стоит рассказать.

За десять лет до кризиса, в 1998 году, экономист из Гарварда Альберто Алесина опубликовал статью под названием «Фискальное регулирование» («Tales of Fiscal Adjustments»), посвященную странам, которые стремились сократить большой дефицит бюджета. В своем исследовании Алесина приводил доводы в пользу сильного влияния уверенности — настолько сильного, что во многих случаях меры строгой экономии ведут к экономическому росту. Вывод неожиданный, но тогда он не стал предметом пристального внимания — и критического анализа тоже, как того можно было ожидать. В 1998 году большинство экономистов все еще полагали, что ФРС и другие центральные банки в любой момент могут принять все необходимые меры для стабилизации экономики, поэтому влияние фискальных мер не казалось сколь-нибудь существенным.

Естественно, совсем иной была ситуация в 2010 году, когда главным в спорах об экономической политике стал выбор между усилением стимулирования и строгой экономией. Сторонники последней ухватились за давний вывод Алесины, а также за его новую работу, написанную в соавторстве с Сильвией Ардагной, где предпринималась попытка выявить серьезные изменения фискальной политики для многих стран и широкого спектра временных интервалов, а также утверждалось, что есть немало положительных примеров стимулирующей экономии.

Эти заявления были подкреплены апеллированием к историческим примерам. Взгляните на Ирландию 80-х годов ХХ века, говорили авторы, на Канаду середины 90-х или другие страны. Они значительно сократили дефицит бюджета, и их экономика переживала подъем, а не спад.

В спокойные времена новейшие научные исследования играют очень скромную роль в дебатах о реальной политике, но так, наверное, и должно быть. Кто из политических деятелей в разгар жарких споров действительно способен оценить качество профессорского статистического анализа? Лучше перенести научные дебаты на потом, а сейчас заняться делом. Выводы Алесины и Ардагны были мгновенно приняты и одобрены высокопоставленными политиками всего мира. Это очень печально, поскольку при внимательном изучении ни статистические данные, ни исторические примеры не выдерживают критики.

Почему? Главных причин две: ложная корреляция и тот факт, что фискальная политика не единственное средство улучшить ситуацию.

Что касается первой причины, рассмотрим стремительный переход США от дефицита к профициту бюджета в конце 90-х годов прошлого столетия. Этот переход ассоциировался с быстро растущими темпами производства, но можно ли считать его демонстрацией стимулирующей экономии? Нет, нельзя: и экономический бум, и сокращение бюджетного дефицита в значительной степени отражали третий фактор — технологический бум и некий фантом, который толкал экономику вперед, но также вызывал рост стоимости акций, что, в свою очередь, трансформировалось в увеличение налогов с оборота. Корреляция между сокращением дефицита и укреплением экономики не отражала причинно-следственную связь.

Да, Алесина и Ардагна исключили один источник ложной корреляции — уровень безработицы, но при тщательном изучении их работы становится ясно, что этого недостаточно. Примеры жестких фискальных мер и финансового стимулирования не соответствуют событиям реальной политики — например, авторы не упомянули ни о масштабных усилиях по стимулированию экономики в Японии в 1995 году, ни о повороте к мерам строгой экономии в 1997-м.

В 2011 году аналитики из Международного валютного фонда попытались взглянуть на проблему через призму общедоступной информации об изменениях фискальной политики, чтобы выявить примеры строгой бюджетной экономии. Что же они обнаружили? То, что жесткие бюджетные ограничения угнетают, а не стимулируют экономику.