Личная жизнь женщины-кошки - Татьяна Веденская

Я выдохнула, кивнула и потянула к себе корзинку с теплым лавашем.

– На видео ведь не я? Это доказали? – спросила я.

– Да, на видео не вы, – ответил адвокат. Хотя с первого взгляда это и сложно определить. Зато вот отпечатки на флаконе с пестицидами точно не ваши, и это доказано.

– А могут они сказать, что я их стерла? – заволновалась я.

– Нет, не могут. Понимаете, Фаина Павловна, когда отпечатки стирают, то на вещи либо нет их вовсе, либо наблюдаются следы смазывания отпечатков, затертости. А тут нашлись прекрасные пальчики. Два отпечатка принадлежат, собственно, вашему психологу. Большой палец и средний, с правой руки. Так люди часто берут флаконы. Типичнее, конечно, когда все пять и плюс чуть-чуть ладони, но, как говорится, ничего противозаконного.

– Его не могут обвинить? – перепугалась я. Игорь не поехал с нами, он только кивнул мне – сухо, как будто хотел сказать, что не хочет мешать, – и уехал, убедившись, что я на свободе. Я представляла, каково ему – видеть рядом со мной Юрку Молчанова. Мы ругались из-за него на прошлой неделе.

– Кого? – переспросил адвокат.

– Ну, Игоря.

– Да бог с ним, с Игорем, – вмешался Молчанов, но я только продолжала сверлить вопросительным взглядом адвоката.

– Не могут, если только вы не предположите, что именно ваш психолог переоделся в женщину вашего роста, в парике. Но он ведь крупный мужчина, ваш психолог?

– Да, да.

– Таким образом, остаются вторые отпечатки. Их – два набора, но оба оставлены одним и тем же человеком. Один набор – большой палец и указательный, как ни странно, левой руки, как раз на горлышке флакона. Наша отравительница – левша, и на видеозаписи это, кстати, отлично видно! – Адвокат говорил удовлетворенным тоном, он был доволен, а я спокойна. – Вы же не левша?

– Нет.

– Ну и отлично. Сейчас мы направили ходатайство с требованием проверить всех клиентов вашего психолога, выяснить, кто из них левша.

– Вы – гений, – пробормотала я. – Просто не могу поверить, насколько все оказалось просто. – И дальше я решилась задать вопрос, который сильно беспокоил меня. Я слышала, как люди разоряются на том, что только пересекаются с тенью хорошего адвоката. А меня практически вытащили из тюрьмы. – Сколько я вам должна?

– Что? – Адвокат посмотрел на меня так, словно вообще обычно он работал забесплатно, чисто за идею, и мое предположение о его комиссии оскорбило его в лучших чувствах. Потом он кивнул на Юру: – Это все к нему.

– Да-да, подруга моя. Это мне ты теперь по жизни должна! – усмехнулся он. – Но если говорить по делу, Влад – наш адвокат с телеканала. Я пообещал руководству твое интервью – большое, жирное, с подробностями того, как тебя пытали, мучили, издевались, так что в любом случае расплачиваться будешь натурой. Идет? – И он подмигнул мне так, что я тут же покраснела, совершенно вопреки желанию.

– Господи, какой же ты пошляк! – фыркнула я, а Юрка захохотал, довольный как черт. Затем он склонился ко мне и, подмигнув, тихо добавил: – А не хочешь интервью, можешь просто так натурой отдать. Если что, я возьму.

– Ты… ты… – Я остолбенела, не зная даже, что сказать.

– Да шучу, шучу, – «успокоил» меня Молчанов. – Эх, Ромашка, я по тебе скучал.

– А я по тебе нет.

– Да я уже понял, – вздохнул Юра Молчанов и очень недобро на меня посмотрел. Так, словно он о чем-то и в самом деле сожалеет. – Кто этот щеголь, на кота похожий? У вас с ним все серьезно?

– Серьезно, – ответила я, и долгую, невыносимую минуту мы сверлили друг друга взглядами. Мы не виделись уже больше двух лет, но мое сердце все равно принималось стучать, когда я смотрела на это не слишком красивое лицо. Он в самом деле похож на хомяка. Что со мной в самом деле? Я отвела взгляд в сторону, и тогда Юрка хлопнул себя по коленке.

– Так что насчет интервью? – уточнил он как ни в чем не бывало. Вот же сукин сын!

У меня с Игорем Вячеславовичем Апрелем все было серьезно. Я поняла это особенно ясно сейчас, когда рядом со мной оказался Юра Молчанов – моя главная Любовь с большой буквы. Я не знаю, у кого как, а у нас с сестрой понимание Любви с большой буквы всегда было странным. Мы обе как-то, не сговариваясь, решили, что при этой самой Любви обязательно нужно побольше страдать. Вот она и страдала – с Сережей, а я – с Юрой. А с Игорем моим Вячеславовичем, на кота похожим, высоким, таким, что дух захватывает, я не страдала. Я все ждала, когда же начну. Когда же мы будем кричать друг на друга, кидаясь всякими подручными предметами, когда Игорь скажет мне, что я не-воз-мож-на-я!!! Практически прокричит мне это в лицо. Когда мы уже обвиним друг друга в том, что не умеем чего-то, не понимаем ничего и совершенно ничем не хотим жертвовать?

Ничего этого не происходило, и я боялась, что это потому, что мой Апрель – не настоящая Любовь с большой буквы. Но теперь я знала, что ничего такого не случается, просто потому что он – нормальный человек и не собирается на меня орать.

Я бежала домой. Мне нужно было с ним поговорить. Что-то объяснить, в чем-то признаться. Например, в большой любви. Рассказать о том, что узнала от адвоката, и о том, что напридумывала с моими сокамерницами. Я бежала и наслаждалась свободой. Мама, конечно, обиделась, что я не поехала с ней домой: ей-то хотелось теперь запереть меня в каком-нибудь обложенном ватой бомбоубежище, пуленепробиваемом сейфе, убаюкивать, кормить и гладить по голове. Но мне нужно было срочно увидеть Игоря.

Хорошо, что меня посадили в местный изолятор Юго-Западного округа! Недалеко!

Я не воспользовалась любезным предложением Юры Молчанова подвезти, мне не хотелось проводить в его обществе больше, чем самый необходимый минимум времени. Когда-нибудь, возможно, я смогу смотреть на него и не переживать заново всю ту турбулентность, которая меня охватывает против моей воли, но пока я запрыгнула в троллейбус, простояла всю дорогу на ногах, хоть и были в салоне свободные места – не сиделось мне, насиделась, знаете ли. Я перебежала дорогу на красный свет и в неположенном месте, не было никакого терпения. Покрутилась, пробираясь через запаркованные как попало, вповалку, машины. Парковка в три слоя – и вся забита. Где вишневый «Опель»? Я не увидела, но я знала, что он где-то тут.

Я открыла дверь в подъезд своим ключом, поднялась на пятый этаж, открыла замок в тамбуре, подошла к металлической двери, за которой играла какая-то веселая громкая музыка.

Дверь не открывалась. Я вертела ключом, но замок был заблокирован дополнительным рычагом запирания изнутри, и ключ был бесполезен. Я позвонила в дверь, но мне никто не ответил. Я позвонила еще раз. Музыка играла довольно громко, и даже в тамбуре я не слышала дверного звонка. Ладно, подумала я, доставая телефон. Помню, я в тот момент вдруг подумала: «Наверное, Игорь готовит ужин и ждет меня». Я улыбнулась и набрала его номер.