Смерть Ахиллеса - Борис Акунин

Пока чеченцы убивали деревенских, Ахимас сиделв чулане тихо. Он не хотел, чтобы его тоже убили. Когда же стук копыт и скрипколес удалились в сторону Карамыкского перевала, мальчик выбил плечом доску ивыбрался во двор. В чулане все равно оставаться было нельзя — задняя стеназанялась, и в щели пополз серый дым.

Мать лежала на спине. Ахимас сел на корточки,потрогал синее пятно между ее глазом и ухом. Мать была по виду, как живая, носмотрела не на Ахимаса, а в небо. Оно стало для Сары-Фатимы важнее, чем сын.Еще бы, ведь там жил ее Бог. Ахимас наклонился над отцом, но у того глаза былизакрыты, а борода из белой стала вся красная. Мальчик провел по ней пальцами, иони тоже окрасились в красное.

Ахимас зашел во все дворы. Там лежали мертвыеженщины, мужчины и дети. Всех их Ахимас очень хорошо знал, но они его больше неузнавали. На самом деле их здесь не было, тех, кого он знал. Он остался один.Ахимас спросил сначала одного Бога, потом другого, что ему теперь делать.Подождал, но ответа не услышал.

Вокруг все горело, молитвенный дом, он жешкола, загрохотал и взметнул вверх облако дыма — это провалилась крыша.

Ахимас осмотрелся по сторонам. Горы, небо,горящая земля, и ни души. В этот миг он понял, что так теперь будет всегда. Онодин, и ему самому решать — оставаться или уходить, умереть или жить.

Он прислушался к себе, вдохнул запах гари ипобежал к дороге, что вела сначала вверх, в межгорье, а потом вниз, в большуюдолину.

Он шел остаток дня и всю ночь. На рассветеповалился у обочины. Очень хотелось есть, но еще больше спать, и Ахимас уснул.Проснулся от голода. Солнце стояло в самой середине неба. Он пошел дальше и квечеру вышел к казачьей станице.

У околицы тянулись длинные грядки огурцов.Ахимас огляделся вокруг — никого. Раньше ему и в голову не пришло бы братьчужое, потому что Бог отца сказал: «Не укради», но теперь ни отца, ни его Богане было, и Ахимас, опустившись на четвереньки, стал жадно поедать упругиепупырчатые плоды. На зубах хрустела земля, и было не слышно, как сзадиподкрался хозяин, здоровенный казак в мягких сапогах. Он схватил Ахимаса зашиворот и пару раз ожег нагайкой, приговаривая: «Не воруй, не воруй». Мальчишкане плакал и пощады не просил, а только смотрел снизу вверх белесыми волчьимиглазами. От этого хозяин вошел в раж и принялся охаживать волчонка со всей силы— до тех пор, пока того не вырвало зеленой огуречной массой. Тогда казак взялАхимаса за ухо, выволок на дорогу и дал пинка.

Ахимас шел и думал, что отец-то умер, а егоБог жив, и Божьи законы тоже живы. Спина и плечи горели огнем, но еще хужегорело все внутри.

У быстрой, неширокой речки Ахимасу встретилсябольшой мальчик, лет четырнадцати. Казачонок нес буханку бурого хлеба и кринкумолока.

— Дай, — сказал Ахимас и вырвалхлеб.

Большой мальчик поставил кринку на землю и ударилего кулаком в нос. Из глаз брызнули огоньки, и Ахимас упал, а большой мальчик —он был сильнее — сел сверху и стал бить по голове. Тогда Ахимас взял с земликамень и ударил казачонка в бровь. Тот откатился в сторону, закрыл лицо рукамии захныкал. Ахимас поднял камень, чтобы ударить еще раз, но вспомнил, что законБога говорит: «Не убий» — и не стал. Кринка во время драки опрокинулась, имолоко пролилось, но Ахимасу достался хлеб, и этого было достаточно. Он шел подороге дальше и ел, ел, ел, пока не съел все до последней крошки.

Не надо было слушать Бога, надо было убитьмальчишку. Ахимас понял это, когда, уже в сумерках, его нагнали двое верховых.Один был в фуражке с синим околышем, за спиной у него сидел казачонок срасплывшимся от кровоподтека лицом.

«Вот он, дядя Кондрат! — закричалказачонок. — Вот он, убивец!»

Ночью Ахимас сидел в холодной и слушал, какурядник Кондрат и стражник Ковальчук решают его судьбу. Ахимас не сказал им нислова, хотя они допытывались, кто он и откуда, крутили ухо и били его по щекам.В конце концов сочли мальчишку глухонемым и оставили в покое.

«Куда его, Кондрат Пантелеич? — спросилстражник. Он сидел к Ахимасу спиной и что-то ел, запивая из кувшина. —Нешто в город везти? Может, подержать до утра, да выгнать взашей?»

«Я те выгоню, — ответил начальник,сидевший напротив и писавший гусиным пером в книге. — Атаманову сынку чутьмакитру не проломил. В Кизляр его надо, звереныша, в тюрьму».

«А не жалко в тюрьму-то? Сам знаешь, КондратПантелеич, каково там мальцам».

«Больше некуда, — сурово сказалурядник. — У нас тутова приютов нету».

«Так в Скировске, вроде, монашки сиротокпринимают?»

«Только женского полу. В тюрьму его,Ковальчук, в тюрьму. Завтра с утра и отвезешь. Вот бумаги только выправлю».

Но утром Ахимас был уже далеко. Когда урядникушел, а стражник лег спать и захрапел, Ахимас подтянулся до окошка, протиснулсямежду двумя толстыми прутьями и спрыгнул на мягкую землю.

Про Скировск ему слышать приходилось — этосорок верст на закат.

Получалось, что Бога все-таки нет.

3

В Скировский монастырский приют Ахимас пришел,переодевшись девочкой — стащил с бельевой веревки ситцевое платье и платок.Главной монахине, к которой надо было обращаться «мать Пелагея», назвался ЛиейВельде, беженкой из разоренной горцами деревни Нойесвельт. Вельде — это былаего настоящая фамилия, а Лией звали его троюродную сестру, тоже Вельде,противную веснушчатую девчонку с писклявым голосом. Последний раз Ахимас виделее лежащей навзничь, с рассеченным надвое лицом.

Мать Пелагея погладила немочку по белобрысойстриженой голове, спросила: «Православную веру примешь?»

И Ахимас стал русским, потому что теперьтвердо знал, что Бога нет, молитвы — глупость, а значит, русская вера ничем нехуже отцовской.

В приюте ему понравилось. Кормили два раза вдень, спали в настоящих кроватях. Только много молились и подол платья всевремя застревал между ногами.

На второй день к Ахимасу подошла девочка стонким личиком и большими зелеными глазами. Ее звали Женя, родителей у нее тожеубили разбойники, только давно, еще прошлой осенью. «Какие у тебя, Лия, глазапрозрачные. Как вода», — сказала она. Ахимас удивился — обычно его слишкомсветлые глаза казались людям неприятными. Вот и урядник, когда бил, всеповторял «чухна белоглазая».

Девочка Женя ходила за Ахимасом по пятам, гдеон, там и она. На четвертый день она застигла Ахимаса, когда он, задрав подол,мочился за сараем.

Выходило, что придется бежать, тольконепонятно было куда. Он решил подождать, пока выгонят, но его не выгнали. Женяникому не сказала.