Смерть Ахиллеса - Борис Акунин

На шестой день, в субботу, надо было идти вбаню. Утром Женя подошла и шепнула: «Не ходи, скажи, что у тебя краски». «Какиекраски?» — не понял Ахимас. «Это когда в баню нельзя, потому что из тебя кровьтечет и нечисто. У некоторых наших девчонок уже бывает. У Кати, у Сони, —объяснила она, назвав двух самых старших воспитанниц. — Мать Пелагеяпроверять не будет, она брезгует». Ахимас так и сделал. Монашки удивились, чтотак рано, но в баню разрешили не ходить. Вечером он сказал Жене: «В следующуюсубботу уйду». По ее лицу потекли слезы. Она сказала: «Тебе нужно будет хлеба вдорогу».

Теперь она свой хлеб не ела, а потихонькуотдавала Ахимасу, и он складывал краюхи в мешок.

Но бежать Ахимасу не пришлось, потому чтонакануне следующего банного дня, в пятницу вечером, в приют приехал дядя Хасан.Он пошел к матери Пелагее и спросил, здесь ли девочка из немецкой деревни,которую сжег абрек Магома. Хасан сказал, что хочет поговорить с девочкой иузнать, как погибли его сестра и племянник. Мать Пелагея вызвала Лию Вельде всвою келью, а сама ушла, чтобы не слушать про злое.

Хасан оказался совсем не таким, какимпредставлял его Ахимас. Он был толстощекий, красноносый, с густой чернойбородой и маленькими хитрыми глазами. Ахимас смотрел на него с ненавистью,потому что дядя выглядел точь-в-точь так же, как чеченцы, спалившие деревнюНойесвельт.

Разговор не получался. На вопросы сирота неотвечала или отвечала односложно, взгляд из-под белесых ресниц был упрямым иколючим.

«Моего племянника Ахимаса не нашли, —сказал Хасан по-русски с гортанным приклектыванием. — Может, Магома увелего с собой?» Девчонка пожала плечами.

Тогда Хасан задумался и достал из сумкисеребряные мониста. «Гостинец тебе, — показал он. — Красивые, изсамой Шемахи. Поиграйся с ними пока, а я пойду попрошусь к игуменье на ночлег.Долго ехал, устал. Не под небом же ночевать…»

Он вышел, оставив на стуле оружие. Едва задядей закрылась дверь, Ахимас отшвырнул мониста и кинулся к тяжелой шашке вчерных ножнах с серебряной насечкой. Потянул за рукоять, и показалась полоскастали, вспыхнувшая ледяными искорками в свете лампы. Настоящая гурда, подумалАхимас, ведя пальцем по арабской вязи.

Тихонько скрипнуло. Ахимас дернулся и увидел,как в щель на него смотрят смеющиеся черные глаза Хасана.

«Наша кровь, — сказал дядя по-чеченски,обнажая белые зубы, — она сильней, чем немецкая. Поедем отсюда, Ахимас. Вгорах заночуем. Под небом лучше спится».

Уже потом, когда Скировск скрылся заперевалом, Хасан положил Ахимасу руку на плечо. «Отдам тебя учиться, но сначаласделаю мужчиной. Надо Магоме за отца и мать мстить. Никуда не денешься, такойзакон».

Ахимас понял: вот этот закон правильный.

4

Ночевали, где придется: в заброшенных саклях,в придорожных духанах, у дядиных кунаков, а то и просто в лесу, завернувшись вбурку. «Мужчина должен уметь найти еду, воду и путь в горах, — учил Хасанплемянника своему закону. — Еще — защищать себя и честь своего рода».Ахимас не знал, что такое честь рода. У него не было рода. Но уметь защищатьсебя очень хотел и готов был учиться с утра до вечера.

«Затаи дыхание и представь, что от дулатянется тонкий луч. Нащупай цель этим лучом, — учил Хасан, дыша в затылоки поправляя мальчишечьи пальцы, крепко вцепившиеся в ружейное ложе. — Асила не нужна. Ружье — оно как женщина или конь, дай ему ласку и понимание».Ахимас старался понять ружье, прислушивался к его нервному железному голосу, иметалл начинал гудеть ему на ухо: чуть правей, еще, а теперь стреляй.«Ва! — Дядя цокал языком и закатывал глаза. — У тебя глаз орла! Со сташагов в бутылку! Вот так же разлетится и голова Магомы!»

Ахимас не хотел стрелять в одноглазого со сташагов. Он хотел убить его так же, как тот убил Фатиму — ударом в висок, а ещелучше — перерезать ему горло, как Магома перерезал горло Пелефу.

Из пистолета стрелять было еще легче. «Никогдане целься, — говорил дядя. — Ствол пистолета — продолжение твоейруки. Когда ты показываешь на что-то пальцем, ты ведь не целишься, но тычешьименно туда, куда нужно. Думай, что пистолет — это твой шестой палец». Ахимаспоказывал длинным железным пальцем на грецкий орех, лежавший на пне, и орехразлетался в мелкое крошево.

Шашку Хасан племяннику не давал, говорил,пусть сначала рука и плечо подрастут, но кинжал подарил в первый же день ивелел никогда с ним не расставаться — когда голый купаешься в ручье, вешай нашею. Прошло время, и кинжал стал для Ахимаса частью тела, как жало для осы. Имможно было нарубить хворост для костра, выпустить кровь из подстреленногооленя, выстругать тоненькую щепку, чтобы после оленины поковырять в зубах. Напривале, когда не было дела, Ахимас кидал кинжал в дерево — то стоя, то сидя,то лежа. Это занятие ему не надоедало. Сначала он мог попасть только в сосну,потом в молодой бук, потом в любую ветку на буке.

«Оружие — хорошо, — говорил Хасан, —но мужчина должен уметь справиться с врагом и без оружия: кулаками, ногами,зубами, неважно. Главное, чтобы твое сердце загорелось священной яростью, оназащитит от боли, повергнет врага в ужас и принесет тебе победу. Пусть кровь броситсятебе в голову, пусть мир окутается красным туманом, и тогда тебе будет всенипочем. Если тебя ранят или убьют — ты и не заметишь. Вот что такое священнаяярость». Ахимас с дядей не спорил, но был не согласен. Он не хотел, чтобы егоранили или убили. Для того чтобы остаться в живых, нужно все видеть, а ярость икрасный туман ни к чему. Мальчик знал, что сможет обойтись без них.

Однажды, это было уже зимой, дядя вернулся издухана радостный. Верный человек сообщил ему, что Магома приехал из Грузии сдобычей и теперь пирует в Чанахе. Это было близко, два дня пути.

В Чанахе, большом немирном ауле, остановилисьу дядиного кунака. Хасан пошел разузнать, что к чему, его долго не было, авернулся поздно, хмурый. Сказал, трудное дело. Магома — сильный и хитрый. Трое изтех четверых, что были с ним в немецкой деревне, приехали и пируют вместе сним. Четвертого, кривоногого Мусу, убили сваны. Теперь вместо него Джафар изНазрана. Значит, их пятеро.

Вечером дядя хорошо поел, помолился и легспать. Перед тем как уснуть сказал: «На рассвете, когда Магома и его люди будутусталые и пьяные, мы пойдем мстить. Ты увидишь, как Магома умрет и окунешьпальцы в кровь того, кто убил твою мать».

Хасан повернулся лицом к стене и сразу уснул,а мальчик осторожно снял с его шеи шелковый зеленый мешочек. Там лежал толченыйкорень ядовитого ирганчайского гриба. Дядя говорил, что если тебя поймалапограничная стража и посадила в каменный мешок, откуда не видно гор и неба,нужно посыпать порошком на язык, накопить побольше слюны и проглотить. Неуспеешь пять раз произнести имя Аллаха — и в темнице останется только твоеникчемное тело.