Пьесы - Юрий Александрович Буряковский

На первом этаже. Октябрь. Ветер.

О л я. Раз-два, и нет человека…

Л и н а. Уверяю тебя, девочка, ставни!

О л я. Кого-то еще застрелили… Может быть, будущего Шостаковича или Чкалова? Вчера в парке была перестрелка. Говорят, выследили кого-то… Как раз когда ты отлучалась. Соседка снова видела тебя на Предмостной…

Л и н а. Глупости. Володи уже давно там нет.

Снова стрельба. Теперь уже автоматные очереди.

О л я. Я не сидела бы вечерами возле репродуктора.

Л и н а. Ах, Олюшка!

О л я. Конечно, на руках сестра-калека…

Л и н а (садится рядом). При чем здесь ты? Как все просто, — выбежала на улицу и закричала: «Ненавижу их, хочу мстить, возьмите меня к себе!» Да?

О л я (упрямо). Я нашла бы этих подпольщиков.

Л и н а. Утром — на базар. (Идет в другую комнату). Надо заранее посмотреть.

О л я (нервно). Шкаф уже совсем пустой, Лина! Совсем.

Л и н а. Знаю, малыш.

О л я. Тогда вернись. И поставь пластинку с Гилельсом.

Л и н а. А в буфете хоть шаром покати.

О л я (приподнимаясь). Ни одной папиной вещи тыне тронешь!

Л и н а (возвращается). Что ты! Просто хотела на тот же предмет еще раз обозреть… наши туалеты.

О л я. Я пересчитала все его сорочки, белье. Слышишь? А костюмов у папы только два. Еще покойная мама покупала.

Л и н а. Глупыш. Наживем потом всего втрое.

О л я. Нет, не смей трогать!

Л и н а. Когда папа уходил… он сам велел.

Оля тянется к костылям, Лина хочет помочь ей.

О л я. Я сама, сама. (Встает). Даже если велел… Пока его вещи на месте, я знаю, отец вернется. И с ним вернется все.

Л и н а. Ладно, не волнуйся. Пусть будет по-твоему. Сядь со мной.

О л я. Прости. Нервы. Этот свет, дождь… (С помощью сестры устраивается рядом с ней на тахте).

Л и н а. Я иду работать. Уже договорилась.

О л я. И я ничего не знаю об этом?!

Л и н а. Вот уже знаешь. В фотоателье. Ретушировать.

О л я (волнуясь). Ты поклялась: раньше дам руку себе отрубить, чем уложу для них хоть одну балку в мост!

Лина гладит ее по щеке.

Там немцы дают масло, настоящий хлеб, сахар. Если обманешь, если — ради меня… Все равно узнаю, и… (Показала на окно).

Л и н а. Сумасшедшая! Фотоателье. Ретушь, только ретушь. (Вскакивает). Поставить Гилельса?

О л я. Передумала. Там, на диске, «Катюша». Заведи.

Л и н а. Опять?

Оля кивает. Лина пустила патефон. Звучит песня, с которой у всех связано столько воспоминаний.

О л я. Тише. Еще тише.

Лина выполняет. Девушки, обнявшись, слушают.

(Шепотом). Когда-то эта песня казалась мне безвкусной… Почему ты, Линок, стала строителем мостов? Потому что — папа?

Л и н а. Мы во многом похожи с ним. И нравится большей частью нам одно и то же. Для пассажира мост — это просто некое сооружение. Что-то грохочет под колесами, ночью мешает спать. Для нас мост — это… Он преображает все вокруг, жизнь приходит в сибирскую дремучую тайгу, в монгольскую желтую степь, где мы вместе побывали. Мост соединяет людей, сокращает расстояния, уплотняет, что ли, спрессовывает время. Иногда мне кажется — с каждым моим мостом жизнь людей должна становиться не только удобнее, но — ты не смейся — и чуточку красивее, радостнее… И это делает меня счастливой. Почему ты вдруг спросила?

О л я. Просто так. Давно собиралась.

Л и н а (подходит к столику). Убрала свои учебники?!

О л я. Что теперь будет со мной, Линок?

Л и н а (помолчав). Кончится эта страшная война. Вернется с победой папа.

О л я. Да!

Л и н а. Люди придут с войны еще лучшими, чем были. Еще более честными, верными, добрыми.

О л я. Да!

Л и н а. Ты в пединститут хотела. Поступишь! Врачи придумают новые чудесные средства, ты выбросишь это (кивнула на костыли), и для тебя прозвучит…

О л я. Первый звонок в моем первом классе!

Л и н а. А мы обе выйдем замуж. За хороших, просто чудесных ребят. Они непременно уцелеют на войне, чтобы нам не остаться старыми девами. (Подходит к полке). Книги на стол?

О л я. Потом. Я сама. (Смущенно). Пожевать бы чего-нибудь?

Л и н а. Как же это я? С утра немного картошки осталось.

Звонок в парадную дверь.

О, кто-то к нам на гуся с яблоками! (Выходит).

О л я. Ушла бы с отцом в его понтонный полк. И ее узнала бы вся страна! Во всем-то я обуза для сестры… Вот и теперь… Или скрывает что-то?

Возвращается Лина с молодой красивой монашкой  П о л е й. Она снимает платок, и видно, что это — Римма.

Л и н а. Что за дурацкий камуфляж, Полинка?

О л я (восторженно). Не понимаешь?

Л и н а. Конспирация? В самом деле?

П о л я. В монастыре я, девочки, на Подоле. (С вымученной развязностью). Послушница! Обхохотаться можно, да?

О л я. Ты шутишь?

П о л я. Вот-вот, смейтесь до упаду!

Л и н а. Бред какой-то… Ты — и в бога уверовала?!

П о л я. В кого и во что же еще верить сейчас?

О л я. Христова невеста! А любимый на фронте.

П о л я. Не смейте, слышите?! (Брызнули слезы). Я пойду.

Л и н а. Пришла — садись. А мы-то все в доме нашем думали, — доверчивая дурочка, прямо из мединститута угодила в немецкий эшелон…

П о л я (садится). Мордочка моя… (Сквозь зубы). «Освобождаю вас, прелестное дитя, от благородного труда на благо фатерланда». Сволочь носатая, напомаженная! «Сегодня же отпразднуем это событие в моей маленькой уютной квартирке…» (Закрыла лицо руками).

Л и н а. И ты?..

Полина низко опускает голову.

(С внезапным сочувствием). А потом больше не смогла?

П о л я. Хотела в тот же вечер задушить, зарезать его, совсем пьяного…

О л я. И тоже не смогла?!

П о л я. Хозяйка квартирная… Отвела в монастырь. К подружкам.

О л я. А у тебя нет подруг? Не к кому было прибежать?

П о л я. Все равно он нашел бы меня. А чего им стесняться? (Истерично). Москву вот-вот возьмут, все рухнуло, одних вешают, других волокут в постель! Где наша армия? Убежали, бросили скотам этим на потраву?!

О л я (тихо, яростно). Вон отсюда, дрянь.

П о л я (вскакивает). Верно, дрянь, дерьмо! А вы — чистенькие, хорошие. Вас не посылают в каменоломни, не распинают в…

Л и н а. И как тебе там — в тихой обители?

П о л я. Хорошо. Учу идиотские молитвы. Игуменья, старая стерва, подносила фашистам хлеб-соль. Целую руку ей. Часами вместе с другими, — на коленях. Отмаливаю, что комсомолкой была, слугой антихриста…

О л я. На коленях?!

П о л я. Думала — не выдержу. Ничего, получается.

О л я. Я — дура.

П о л я. Нет, ты-то самая счастливая. Потому что…

Л и н а (перебивает). Зачем пришла?

П о л я. Проведать. Была у хозяйки. Белье свое взяла.

Л и н а. Что ж, проведала. Оправдалась. Своих помоями облила. Все?

П о л я (протягивает книжечку). Билет мой комсомольский. В белье прятала. Считайте, исключили вы меня.

Л и н а (отступая). Кто это — вы?

П о л я. Конечно, вы тут с ребятами с улицы… Ты, Лина, старше, умнее. Авторитет имела у всех. Кому же еще сейчас быть секретарем?