Пьесы - Юрий Александрович Буряковский

Владивосток, бухта Золотой Рог. Красотища какая, простор! Рига, старый город… Эх! Пьянчуги этого чего так испугалась?

Л и н а. Ни к чему скандал. Разрешение могут отобрать.

Ж е н щ и н а. А Москва имеется у тебя?

Л и н а. Что вы, враг я себе?

Ж е н щ и н а. Какое число нынче?

Л и н а (уклончиво). Четверг сегодня.

Ж е н щ и н а. Седьмое ноября у нас сегодня!

Л и н а (не выдержала). Помните?!

Ж е н щ и н а. Мне бы — с Красной площадью, а?

Лина колеблется.

Поди, в первый раз за все-то годы без парада…

Л и н а (оглядываясь, достает из-за пазухи). Возьмите!

Насвистывая марш, приближается  н е м е ц к и й  с о л д а т  в пилотке со спущенными наушниками.

(Предупреждая). Дома посмотрите, дома!

Ж е н щ и н а (расплачивается). Ты место меняй, девушка. Каждый день меняй! (Уходит).

Немец разглядывает содержимое лотка.

Л и н а. Битте шен, герр зольдат. Посткартен. Прима!

Н е м е ц. О, посткартен? Гут! Москва давай, Кремль давай!

Л и н а. Нет с Кремлем. Нихтс.

Н е м е ц (замахивается). Москва давай, девошка, Кремль!

Л и н а (вручая открытку). Храм Василия Блаженного. Кирха.

Поодаль на скамейку садится давно небритый, исхудавший одноногий человек в обожженной шинели, с костылем. Это — Ш т а н ь к о.

Н е м е ц. О, красивый московский кирха! (Напыжившись). Большевик фертрибен, вон! Унзер фюрер Адольф Гитлер, — Москва, овацион, гох, гох!

Л и н а (ослепительно улыбается). Москва? Черта лысого, недоносок.

Н е м е ц (треплет ее по плечу). Москва — к черту? Ду бист кароший русский медхен! (Протягивает бумажку). Рейхсмарка, настоящий! Конфект купит себе. Цуфоль! (Вертит открытку). Москва, капрал Генрих (тычет себя в грудь) — марширен!

Л и н а (та же игра). Раньше околеешь, чем увидишь!

С о л д а т. Яволь, уви-дишь! (Снова одаривает ее маркой). Дранг нах Москау! (Козырнув, шествует дальше).

Л и н а (перевела дыхание). Умница я, что эту сунула, с храмом. Все мог перетрусить…

Штанько, опираясь на костыль, ковыляет к Лине.

Ш т а н ь к о (яростным шепотом). Улыбаешься фрицам, стерва?

Л и н а. Жрать нечего, браток.

Ш т а н ь к о. Ну погоди, падло, погоди… Запомню я тебя!

Л и н а (голос ее дрогнул). Запомни.

Ш т а н ь к о. Плакать потом будешь. Когда наши вернутся!

Л и н а (протягивает конверт). Бери. Денег не нужно.

Ш т а н ь к о. В рожу тебе плюнуть?

Л и н а. Дурак. Солдат, а дурак.

Ш т а н ь к о (задохнулся, рванул ворот). Ты что?! (Встречается взглядом с ее непонятно почему счастливыми, глазами, растерянно берет пакетик, хочет вскрыть).

Л и н а (увидела кого-то). Двигай, друг, отсюда. Быстрее!

Штанько, оглядываясь, ковыляет. Появляется  В е р а, — белая ворона среди сегодняшних прохожих. Столь быстрая новая встреча озадачивает Лину.

В е р а. О, прелестная идея! Левитан? Серов? Ренуар?

Л и н а. Всего лить видовые открытки, мадам.

В е р а. Еще со времен Советов?

Л и н а. Природа не меняется, мадам.

В е р а. А двадцать пять лет нам упорно внушали: если солнышко восходит, то лишь милостью большевиков. Смешно?

Лина враждебно молчит.

Вы, кажется, другого мнения?

Л и н а. У меня сейчас нет своего мнения.

В е р а. Плоды воспитания… Можно посмотреть?

Лина почти швыряет ей открытки.

Очень любезно. Странный, однако, подбор.

Л и н а. Города как города.

В е р а. Киев, Севастополь, Одесса, Ленинград…

Л и н а. Не нравится, не берите.

В е р а. Тон мне ваш не нравится.

Л и н а. Простите. Устала.

В е р а (расплачивается). Если понадобятся еще открытки?

Л и н а. Последние.

В е р а. А голос ваш мне почему-то знаком…

Вера уходит, внимательно оглядев Лину.

Л и н а. Поневоле суеверной станешь — два дня подряд… Ничего она не докажет! Обыкновенные открытки. А если вернется с первым же фрицем или полицаем? Сейчас же уходить! Здесь… нет, здесь проходной двор. Все-таки вышло, трусишка, все здорово у тебя вышло. А люди какие! (Торопливо идет).

Навстречу ей  Х л е б н и к о в  с канцелярской книгой.

Х л е б н и к о в. Чем торгуешь, симпатичная барышня? Петушки-леденцы верхом на палочке?

Л и н а. Все, все, домой ухожу.

Х л е б н и к о в (подошел ближе). А, открыточки! Любитель я.

Л и н а. В другой раз. Замерзла, голодная.

Х л е б н и к о в (строго). Разрешение имеете?

Л и н а. Вам-то какое дело?

Х л е б н и к о в. Служащий городской управы. Документы!

Л и н а. Вот справка, читайте. И пропустите меня.

Х л е б н и к о в. Порядок. Показывай богатство свое.

Л и н а. Завтра приходите. (Пытается обойти его).

Хлебников удерживает Лину за лоток.

В чем дело? Пустите! (Вырывается, убегает. Из-за ватника выпадает конверт).

Х л е б н и к о в (поднимает рассыпавшиеся открытки). Сочи, Кисловодск… Места! Озеро Севан. И здесь мечталось побывать. (Изумленно). Ого, Ленин на броневике! Это как же сюда попало? София Киевская… Мавзолей! Памятник Ленину на Днепрогэсе? Сумасшедшая девчонка! Кто ж это посылает ее на отчаянное такое дело? Кого-то испугалась сейчас. И я хорош. Другого способа удержать не придумал.

Стук костыля. Возвращается  Ш т а н ь к о.

Ш т а н ь к о. Девушку тут не видели? В ватнике. С коробкой такой на шее?

Х л е б н и к о в. Была, ушла только. Что, очень нужна?

Ш т а н ь к о (провел рукой по горлу). Вот так нужна.

Х л е б н и к о в. Захочешь, найдешь еще ее.

Ш т а н ь к о. Когда, где? Сейчас нужно. Сейчас!

Х л е б н и к о в (раскрывает портсигар). Кури. Помогает от нервов.

Ш т а н ь к о. В какую сторону подалась?

Х л е б н и к о в. Не приметил я. Ты давай, солдат, смоли.

Ш т а н ь к о. Эх, упустил. (Жадно курит). Самоделка, набивные? А вы что же?

Х л е б н и к о в. Нельзя мне. Горло больное. (Кивнул на пустую штанину). Такие, значит, дела? Это где же тебя, друг?

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

Просцениум. Ночь. Уголок землянки под тремя накатами. Полевой телефон. Самодельный светильник — сплющенная орудийная гильза. П е т р  Г о р б а ч  пишет на патронном ящике. Измучен нечеловеческой усталостью, многодневной бессонницей. В петлицах две «шпалы». Левая рука на перевязи. Огонек светильника резко вздрагивает от снарядных разрывов.

Г о р б а ч. Дорогие мои девочки! Наконец за целую неделю выбрал свободную и тихую минутку, чтобы черкнуть вам пару слов. Я здоров, бодр, ни одной царапинки. Чувствую себя превосходно. Весь конец августа ведем тяжелые оборонительные бои на водном рубеже, но за реку не отходим. Немцы разбомбили шоссейный мост, по которому идет все снабжение. Навожу со своими саперами новый, низководный. Днем его почти не видно будет… Работаем только ночью, и то под огнем. Самолеты — прямо над головой. Вчера семь свай разбили, целый «куст», а мы к рассвету поставили другие, хотя течение сильное. Люди, даже получив ранения, не уходят на берег. Сейчас ярко светит солнышко, и все мои отсыпаются. Я тоже немного подремал и вот пишу вам…

Все вокруг заливает мертвенный свет немецких «люстр» на парашютах.

Что у вас, родные? Пишите часто и много. Тут говорят, — Киев ни за что не будет сдан. А если случится самое худшее, быстро отобьем его, вызволим вас. Твердо знаю, дочери мои в любой обстановке будут вести себя достойно и помнить о будущем…

Воющий звук пикирующего самолета.

Линка-бамбулинка, ты старшая, береги Ольку! Ваш отец Петр…

Последние слова перекрывает надрывный свист бомбы.

ГДЕ БЫ ВЫ НИ РОДИЛИСЬ…

Метет. Город завален сугробами, никто сейчас не убирает. Угадываются контуры Лавры. Одна из колоколен обрушена взрывом. Люди появляются