Тысяча акров - Джейн Смайли

– Джинни.

– Что?

– Он заходил в твою комнату. Я следила.

– Может, я спала. Может, он передумал. Может, выбрал тебя, потому что ты красивее.

– Красота здесь ни при чем. Я потом специально читала про это. Он считал тебя своей собственностью точно так же, как и меня. Как пруд, постройки, свиней и урожай. И был уверен, что может использовать нас как заблагорассудится. Кэролайн он тоже считал своей. Вот почему я до конца не уверена насчет нее.

Я не сводила с сестры взгляда, стараясь по выражению ее лица, по причудливой игре теней понять, правду ли она говорит. В детстве, когда ей было семь, а мне девять, она врала напропалую. Я, в отличие от нее, всегда все выкладывала начистоту, даже если впереди маячило наказание. Она же стояла до последнего, себя никогда не выдавала и однажды сказала мне: «Зачем ты честно отвечаешь на все вопросы? Просто скажи что им нужно, и они отвяжутся».

Сестра смотрела прямо на меня, глаз не опускала. Наконец я не выдержала:

– Роуз, ты слишком спокойна! С таким лицом врут, а не вспоминают ужасы прошлого!

– Да, я спокойна. Ты делаешь вид, что не знала. Хорошо, пусть будет так. Но я-то знала. И все эти годы жила с этим. И Питу рассказала после того, как он сломал мне руку.

– Поверил?

– Про отца он чему угодно поверит. Считает его монстром. Со мной все не так однозначно. Он знает, какие чувства должен ко мне испытывать, и старается изо всех сил. Хорошо, что у нас есть девочки. Если отец хоть пальцем их тронет, Пит его прикончит. Вот почему я с ним до сих пор не развелась.

Я оглянулась на лестницу, совершенно уверенная в том, что Линда и Пэмми сидят наверху и подслушивают. Но, конечно, на ступеньках никого не было.

– Поэтому ты держишь их подальше от папы?

– Да. Поэтому я перевела их в городскую школу. И когда он начал мотаться по всему округу, я занервничала, вдруг он приедет туда и заберет их.

Страх сжал мне горло, так что я не сразу смогла выдавить из себя следующий вопрос:

– Он когда-нибудь…

– Насколько я знаю, нет. Пару лет назад я купила специальные книжки и все объяснила девочкам про секс, конечно не упоминая отца. Я слежу за ними. К тому же они еще малы. Нами он занялся, когда мы были подростками.

– Со мной такого не было!

Она лишь пожала плечами, а меня вдруг будто прорвало.

– Бред какой-то! Даже говорить об этом не хочу! – выпалила я с неожиданной для самой себя злостью и разревелась. – Чувствую себя дурой, наивной, глупой дурой! Как он мог так с тобой?

Роуз, как ни странно, оставалась совершенно спокойной, почти равнодушной.

– Только не надо меня жалеть. Это хуже всего. Злость придает мне силы.

– Хорошо-хорошо-хорошо.

Она придвинулась ко мне и крепко обняла. Я пыталась унять слезы, но они прорывались лавиной помимо моей воли. И тут у самого уха я услышала ее голос:

– Он за все заплатит, Джинни. Я отомщу. Обещаю.

Буря стихла после полуночи, но дождь не прекращался. Тай и Пит вернулись, а потом снова ушли. Оставалась только одна свободная кровать – в нашей спальне, и мы с Роуз легли спать вместе, как в детстве. Она, похоже, сразу уснула, а мне не спалось, и я пошла проверить девочек: ночью они часто сбрасывали одеяла. Мой дом словно стал убежищем от преследователей.

Девочки спали, их ладони лежали совсем близко: похоже, засыпая, они держались за руки. Я была рядом с ними с самого их рождения, нянчила, укачивала. Мои руки до сих пор помнили основательную тяжесть их крохотных тел, которая есть лишь у младенцев и делающих первые шаги детей. С ними были связаны самые дорогие и счастливые моменты моей жизни. Помню, как-то за обедом полуторагодовалая Пэмми вдруг вскинула руки над головой и сказала: «Вверх!» – мы все повторили за ней, тогда она хлопнула пухлыми ладошками по столу и крикнула: «Вниз!» И сама расхохоталась своей первой шутке. А когда Линда была маленькой, она хватала руками все, что лежало на тарелке, изо всей силы сжимала в маленьких кулачках и только потом начинала есть. Кому может прийти в голову причинить им зло? Не сберечь, а обидеть, да еще так подло, среди ночи, когда их спящие тела совсем беззащитны.

Тогда, двадцать лет назад, это были не их тела, а наши, вернее, тело Роуз. Хотя, возможно, и мое тоже, если он заходил и ко мне в комнату, даже если только для того, чтобы закрыть окно.

Я тогда лежала, такая же обмякшая ото сна, как они сейчас, в сбившейся ночной рубашке, с волосами, рассыпавшимися по подушке. Я не могла представить, как мой отец делает то, о чем сказала Роуз, но и представить его на моем месте, смотрящим на своих дочерей с любовью и нежностью, тем более не могла. Меня вдруг охватила дрожь, я поскорее накрыла девочек одеялом и вернулась в спальню. Раздеваться не стала, легла в кровать как есть. Роуз спала на покрывале, накрывшись с головой пледом. Наконец сон пришел и ко мне.

Я проснулась от чьего-то взгляда. В дверях спальни стоял Джесс Кларк. Заметив, что я зашевелилась, он подошел и, наклонившись, прошептал:

– Твой отец у нас, и они не знают, что я здесь.

Одной фразой он отмел все мои вчерашние страхи, но посеял новые. Я скатилась с кровати, стараясь не разбудить Роуз, вытолкала Джесса из спальни и закрыла за нами дверь. Часы в коридоре показывали десять минут пятого.

Под окнами не было ни одной машины. Дождь перестал, начинало светать.

В памяти всплыл вчерашний разговор с Роуз. Я посмотрела на Джесса и разрыдалась. Он отвел меня в кухню, включил свет, сварил кофе, держал за руку и не сводил глаз, пока рассказывал.

Оказалось, уйдя от нас, отец промотался под проливным дождем около часа, пока не набрел на сарай Гарольда Кларка, но внутрь заходить не стал, шатался вокруг, кричал и говорил сам с собой. Там его и подобрал Лорен, поздно возвращавшийся из кинотеатра в Зебулон-Центре, и отвел в дом. Они стали убеждать отца переодеться, но он сказал, что и шага не сделает, пока ему не дадут позвонить Кену Ласаллю и Марвину Карсону. Гарольд вручил ему телефон, и не прошло и часа, как те двое примчались, несмотря на бурю.

– Твой отец рвал и метал, – заметил Джесс. – А Гарольд все посмеивался, ему нравится шумиха.

– Всем нравится! К утру это разнесется по городу, потому что Марвин завтракает в кафе каждое утро.

– Ну и пусть! Не обращай внимания. Расскажи, что у вас тут случилось.

Я оправила рубашку и пригладила волосы, которые после сна торчали в разные стороны. За прошедший вечер случилось столько всего, что не помещалось в голове. Сейчас меня тревожило, где Тай и вызвал ли он шерифа. Я уже хотела открыть рот, однако сказать надо было так много и так по-разному это можно было сделать. И для Джесса, именно для него я хотела подобрать правильные слова. Я посмотрела на его лицо, одновременно родное и мучительно далекое, и меня охватил испепеляющий стыд. Стыд за все события последних дней, и за наши встречи тоже, а ведь они казались мне совершенно отдельной, только моей, заветной историей. Я опустила глаза на клетчатую клеенку, покрывавшую стол, и смогла лишь выдавить: