Война послезавтра - Василий Головачев

Пассажирский отсек, и так суженный дополнительными шумогасящими панелями, забрали металлической сеткой с корректируемым размером ячеек — для защиты от внешнего электромагнитного излучения.

Корпус «Ила» перекрасили в соответствии с правилами гражданской авиации, пририсовали на корпусе двадцать с лишним иллюминаторов, что превратило его в пассажирский самолёт; мелкий камуфляж, но действенный.

И, наконец, снабдили экипаж дополнительным оружием — пистолетами для лётчиков, новейшими российскими пистолетами-пулемётами «Бизон-2» — для членов группы, и добавили снайперскую винтовку «К-14С», чему больше всех обрадовался Дохлый. Он соскучился по привычному «рабочему инструменту» и долго уговаривал Афанасия добиться от командования доставки снайперки.

— Конечно, это не моя «ивушка плакучая», — сказал он, относясь к своей винтовке, которую пришлось сдать на базу ФСБ, чуть ли не с отцовской нежностью, — но тоже ничего. Пристрелять бы.

— Позже, — пообещал Афанасий.

— С кем вы собираетесь воевать? — с любопытством спросил техник базы, отвечающий за вооружение, который доставил пистолеты и винтовку.

— Мы не собираемся воевать, — спокойно ответил Афанасий, — но лучше иметь при себе оружие в нужный момент, чем оказаться без него.

Таким образом, командование ВГОР выполнило почти все его требования, что говорило о совершенной необходимости последних.

Зашёл Афанасий и к деду, получил от него усовершенствованный и потяжелевший маузер. Теперь дуло излучателя было выточено из чёрной керамики, а не представляло собой раструб фена, и древнее оружие послереволюционных комиссаров выглядело внушительно.

— Ты с ним того… поаккуратней, — проворчал Геннадий Терентьевич. — По расчётам его дальность теперь больше километра. Проверить бы надо, да негде, так что сам проверишь.

— Каков диаметр луча?

— Это тебе не луч лазера, импульс не имеет строгих геометрических очертаний в сечении, теоретически же выглядит как крест со стороной в двадцать сантиметров.

Афанасий спрятал маузер, расцеловал старика.

— Дед, ты непризнанный гений!

— А чего ж, — расправил плечи старик, — от Нобелевки не отказался бы.

Ехать домой он решительно не хотел, сославшись на некие заказы начальников лаборатории. Новые возможности становились для него подобием наркотиков, и променять их на неспешную жизнь в Судиславле он не мог.

Мысли свернули к последней встрече с Дуней.

Олега Пахомов отпустил из расположения части девятого июня в обед, собирался поехать сам, но Семёнов заставил его проинспектировать доработку самолёта, и пока он возился с технарями, пока добирался с аэродрома в Москву, наступил вечер. С Дуней удалось посидеть всего четверть часа в кафе «Три поросёнка» на Грузинской, рядом с «Гросс-отелем», ей приказали быть в гостинице не позже одиннадцати.

О чём она разговаривала с Олегом, осталось неизвестным, однако Афанасию развеселить её не удалось, и прощалась девушка с друзьями сдержанно, на минорной ноте.

— Что ты ей наплёл? — хмуро поинтересовался Пахомов, усаживаясь в машину.

— Ничего я не наплёл, — огрызнулся Олег, направляясь к своему белому внедорожнику. Он тоже был чем-то расстроен, хотя признаваться не стал.

Оба собрались проводить Дуню одиннадцатого июня, после завершения выставки, но десятого пришлось срочно собрать группу и отправиться на Дальний Восток…

Появился второй пилот, наклонился к Афанасию, грезившему с открытыми глазами.

— Подлетаем.

Афанасий кивнул, обернулся к операторам.

— Готовьтесь включать.

— Готовы, как пионеры, — ответил капитан Ширяев.

— Олег, что у тебя?

— Мощная ундуляция, поддерживается четырьмя «углами», один из них находится в Японском море.

— Корабельный «Зевс». Остальные где?

— Аляска, Гренландия, Чёрное море.

— У них же не было «Зевсов» в Чёрном море.

— Теперь есть. Все расчёты указывают на Одессу.

— Базу Черноморского флота Украины. Молодцы братья-славяне, предавать так предавать!

— Это не главное, у этих четырёх «углов» есть координатор, и располагается он…

— Хочешь, угадаю с одного раза?

— Валяй.

— В космосе!

Олег посмотрел на друга снизу вверх, раздвинул губы в слабой улыбке.

— Тебе можно астрологом работать. Правильно, в космосе. И это может быть только…

— Икс-тридцать семь!

— Он появляется над космодромом на высоте тысяча сто километров и всего на несколько минут, но этого хватает для спектральной оптимизации лучей остальных четырёх «Зевсов» и для поддержки линзы. Пока мы летели, он дважды выходил над космодромом, сейчас как раз появился в третий, и дважды аппаратура на наших спутниках фиксировала всплеск электрической активности линзы.

— Сбить бы его, к чёртовой матери! — возник за спиной Афанасия Сеня Марин. — Ракету с ядерным боезапасом запустить, небольшим, килотонн на десять, и дело с концом.

— Ракету нельзя, — покачал головой Олег, — Земле от взрыва больше достанется. К тому же проблемы это не решит, они другой «Х-37» запустят. Тут что-то другое надо придумать.

Афанасий подумал о дедовом неймсе, но вслух говорить на эту тему не стал.

— Ладно, начинаем работать, я в рубку.

Запаковаться в пилотском кресле было делом одной минуты.

Он огляделся.

Вылетели они в половине девятого утра, летели четыре часа и пересекли пять часовых поясов, поэтому в настоящий момент внизу, под самолётом, начинался вечер. Правда, над облаками вечером не пахло, солнце светило в хвост самолёту вовсю, снежно светилось холмистое поле облаков, и день казался чудесным.

Портила пейзаж только вырастающая впереди над облаками серая туманная гора, похожая на гигантскую раковую опухоль. Это и была ундуляция ПНД, спровоцированная процессами в ионосфере, вытягивающими из холодных арктических воздушных масс водопады влаги.

— Диаметр?

— Около трёхсот тридцати километров.

Афанасий присвистнул.

— Ничего себе прыщик! Что на обзоре?

— Объект в зоне прямого визуального контроля, — браво доложил Костя.

— Право руля, пойдём вокруг по суживающейся спирали, максимальное сближение с ПНД — пять километров.

— Есть, командир!

Дохлый возник сзади как привидение.

— Ух ты, красавец!

— Скройся с глаз.

— Командир, со скуки помереть можно, дай хоть на объект полюбоваться, — взмолился Дохлый.

— Не больше минуты, — согласился Афанасий, в душе соглашаясь с чувствами сержанта, в полёте у него не было возможности размяться как следует, отдохнуть и расслабиться.