Остановка - Зоя Борисовна Богуславская

Даже Митин отошел на второй план, не говоря уже о Кате. Но в этом Старухе не повезло. Вскоре после их знакомства, возникшей привязанности ансамбль Куранцева стал надолго уезжать на гастроли. Не стало концертов, влечение лишилось топлива, Крамская потухла, поскучнела. Только с дочерью Митина она виделась регулярно. Может быть, потому, что та была знакома с Куранцевым…

Катя ускоряет шаг, до поезда остается двадцать минут. Что же могло случиться со Старухой? Заболела? С чего бы? Она же обгоняла на улице молодых! Но это года два назад. А последнее время? Последнее время — уплыло от Кати. С Митиным она даже Старуху забросила.

«Как странно, что хозяйку голубого попугая тоже зовут Варвара Николаевна…» — думает Катя. Впрочем, кто зовет Старуху по отчеству? Никто. Для всех она Варвара Крамская. Как Вера Холодная, или Алла Тарасова, или Мария Бабанова. Какие у них отчества? Старуху знали все. Молодым кажется, что она была всегда, потому что они учились, начали работать, женились, когда она  у ж е  б ы л а. А некоторые родились при ней и ушли, когда она еще оставалась. Для тысяч Крамская живая история, но не для Кати. Если уйдет Старуха, бо́льшая часть Катиного существа оторвется, переместится в прошлое. Никто на земле не был так прочно связан со всеми самыми значительными, самыми счастливо решающими событиями Катиной души, как Старуха Варвара. Может быть, главной артерией судьбы была ее встреча со Старухой.

Катя забегает на почту, до поезда считанные минуты.

«Уважаемая Варвара Николаевна, — пишет она на открытке с видом Бахчисарайского фонтана, — ваш попугай Гоша жив и невредим, он залетел на соседнюю улицу, его подобрал хороший мальчик. Этому хромому мальчику, который замечательно играет Шопена и польку Рахманинова, Гоша очень нужен. Не беспокойтесь, им обоим хорошо, мальчику и голубому Гоше, потому что для мальчика попугай сделает самое главное в его жизни — научит заботиться о другом. Так что о попугае не беспокойтесь. Извините, что не пишу адреса, я — проездом».

Поезд медленно подбирается к платформе. Катя бросает открытку в ящик с чувством, что этим движением какая-то часть ее души остается здесь навсегда. «Господи, — молила она, — пошли Старухе Варваре еще сколько-нибудь. Не для того, чтобы она мне помогла на сцене, утешала в жизни — только, чтобы иногда видеть ее, быть с ней». Катя вскакивает в вагон, мимо летят почта, столбы с объявлениями, аромат отцветающих лип и тополей, смешанных с запахом огуречного рассола.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В пятницу Люба осуществила свое намерение. Операцию отложили, теперь ей никто не мог помешать. Все получилось, как она задумала, подошло чье-то такси к воротам больницы, она назвала адрес.

Она представила себе, как увидит клуб с каменным парапетом перед ним, отполированным стайками ожидающих. Это еще не публика, для публики еще рано, это толкутся свои. Знакомые девочки, постоянные поклонницы музыкантов, ребята из других ансамблей, «клиентура» с конвейера соседнего завода. Два-три человека из самих «Брызг» встречают гостей. Минут через пять они уйдут наверх, к себе. И тут хлынет публика. Как водится, посетители начнут осматривать внизу выставку самодеятельных художников района, потом поднимутся в вестибюль, поглядят на эмблему Дворца, на комсомольское знамя ударников и обязательно задержатся у буфета. Буфет в клубе большой, столиков на тридцать. Буфетчиц две, Соня и Аня, если не переменились. У них уже все наготове, кофе растворимый, чай, пепси, «Байкал». Крепких напитков здесь не держат. Зато всегда в клубном буфете есть дефицит — либо халва ореховая, либо кукуруза в пакетах, даже иногда пакеты с развешенной черешней — всего этого в городе не найдешь. Любка вообразила, как входит в зал последней, огни уже потушены, из юпитеров струится малиново-фиолетовый свет, обливая сказочной россыпью тело барабана и горло трубы, поигрывая в жемчужных деках электрогитар. Такая драгоценная россыпь могла быть приведена в движение только по знаку одного человека. Представив его фигуру в летней чесучовой рубахе, белых джинсовых брюках, отстукивающего носком ноги ритм, Любка улыбается. Увидит ее Куранцев, ахнет: откуда, мол, свалилась? Она подойдет сзади, обнимет за шею, начнет тормошить, ощущая знакомый запах сигарет, волос. Потом она сядет на самое дальнее место, но все равно для нее он выдаст на полную катушку свою импровизацию «Контрапункт» — соло на трубе — первый номер их программы. А может, всего этого не будет, и он ей едва кивнет? Сколько раз так бывало, — кажется, он все для нее готов сделать, и на вокзал вот приперся, а потом попадется она ему неожиданно, он едва поздоровается.

Такси затормозило, Любка удивилась — народу перед Дворцом тьма-тьмущая. Еще не пускают? Странно. Все сгрудились у какого-то объявления. С трудом протиснувшись, с бьющимся сердцем, она прочитала, что концерт отменяется «по техническим причинам». Она устремилась поближе к входу разузнать, что случилось. Может, кто заболел или кому-то «не показалась» новая программа? Пока репертуар начисто не устареет, острили джазисты, ни за что не начнут пропагандировать, а только будут теребить во всех инстанциях. Голова чуть кружилась, кто-то напевал предстоящие мелодии, в публике бродили слухи: Куранцев заболел, в помещении авария, ансамбль «Брызги» распускается. Любка протиснулась к двери, но вдруг задохнулась, воздуха не хватило. Пришлось отсиживаться на скамейке.

Потом она все же пробралась в зал.

Здесь было пусто, ребята сидели в растерянности, отмена произошла действительно «по техническим причинам» — перегорела установка. Вся электроника вышла из строя. Вот это ЧП! Синтезатор стоял мертвый, помещение не дышало, в углу сцены Люба различила две фигуры, склонившиеся над блокнотом. Вглядевшись, она узнала Куранцева, работавшего с каким-то репортером.

Она незаметно приблизилась, села невдалеке, затихло наконец сердце, волнение схлынуло, ее захватили тишина, покой, счастье. Она вдруг подумала: а может, ей и повезло, что сегодня нет концерта, времени будет побольше, неизвестно ведь, когда они увидятся… Остается всего две недели до гастролей, сумеет ли она выбраться из больницы, чтобы проводить ребят? Что с ней будет после операции? Интересно, когда Володька явился на вокзал в Тернухове, он догадывался, что ей предстоит? Или потом узнал, где она? Скажет ли он сейчас: «Ты вроде лечиться собиралась, неужто так быстро выпуталась?» И будет непонятно, рад он ей или нет. Плевать! Ей нужна его музыка, а не он сам. Когда она попадала в эти переливы света, вибрирующий ритм, соединенный с тонким диким звуком трубы, в груди поднималось счастье; казалось, что несешься куда-то в высоту, к необыкновенному. Никто не мог так воздействовать на нее, только музыка Куранцева. Иногда Любке кажется, его жизнь