О чём молчат рубины - Фунтик Изюмов

Диоклетиана. Но услышал христианское учение и уверовал. Не успел креститься, но настолько уверовал в жизнь вечную, что смело вышел на муки, вместо одного из христиан, который умер в тюрьме. Заменил его собой. Сперва его просто били, но Уар только улыбался в лицо мучителям и ободрял остальных. Тогда его связали и разорвали ему утробу, так, что внутренности выпали на землю. А Уар ещё пять часов мучился, но не раскаялся в своём выборе. Оттого и стал святым, и на могиле его происходят чудеса исцеления. Про таких говорят: «кровью крестился».

— Я уж лучше водой… аки Христос! — возразил я, и тут у меня сверкнула идея, — И вообще, вон адвокат к чему вёл? Неспроста меня с того света на этот вернули! У меня есть миссия! А ты хочешь, чтобы я опять умер? Не выполнив предназначения?!

— Это я не подумала… — покаянно призналась Катерина, — А какая у тебя миссия?

И я увидел, как насторожились уши у окружающих. А я вдруг вспомнил, что у меня на пальце непростой перстень. Далеко не простой.

— Не знаю, — туманно ответил я вслух, — Но вполне могут быть и чудеса Господни, явленные им через меня… Если будет на то Его воля, конечно!

— Пришли, — буркнул один из стражей, и слегка подтолкнул меня в спину, — Выйди на середину, обвиняемый!

Понятно, на какую «середину». Все зрители собрались толпой, образовав в самом центре пустое пространство в виде круга. Вот на середину этого круга меня и вытолкнули.

А ещё в этом кругу стоял Генрих фон Плауэн, только не в центре, а чуть сбоку. Отдельно и от меня и от толпы. И он явно был доволен.

— Всем объявляется решение суда по ордалии, — улыбаясь уголком рта, возвестил он, — Сейчас кузнец нагреет стальной брусок до белизны. Мы подождём, пока цвет не перейдёт в красноту. И обвиняемый должен будет взять раскалённый брусок голой рукой. И крепко зажать в кулаке. В этом положении кулак будет завязан в специальный маленький мешочек, как раз под размер мужского кулака. И опечатан моей личной печатью. Через указанный срок печать будет проверена и мешочек снимут. И мы увидим воочию результат Божьего суда. Обвиняемому приготовиться! Кузнец уже приступил к делу.

— Мой совет, — как рядом со мной оказался адвокат, ума не приложу. И говорил он очень серьёзным тоном, — Мой совет: ничему не верь! Можно дерево покрасить и оно будет выглядеть, как металл. Можно металл покрасить, и брусок будет выглядеть раскалённым. Не бойся! Смело хватай рукой указанный тебе кусок металла и сразу же, не рассуждая, крепко зажми его в кулаке! И уповай на милость Божию!

Ах, вот оно что! Здесь проверка на смелость! Мол, дерзнёт ли обвиняемый сцапать кусок металла, который выглядит раскалённым? Если душа черна, то забоится. И ещё по пути Катерина всякими жуткими историями стращала. Спасибо адвокату, предупредил. Теперь-то я не испугаюсь. Хе!

— Обвиняемый! Покажи руки! — приказал фон Плауэн.

Я послушно протянул обе руки ладонями вперёд.

— У тебя на правой руке перстень. Что это за перстень? Что означает?

— Ничего не означает, — сказал я настолько невинным голосом, что и сам себе поверил, — Обычный перстень для украшения…

— Покажи!

Под взглядом сотен глаз я медленно снял перстень с пальца и протянул его судье. Фон Плауэн оглядел перстень необычайно внимательно, чуть не понюхал. И несколько раз перекрестил. Перстень вёл себя, как перстень. Не тебе с ним управляться! Тут надо особое умение! С явной неохотой фон Плауэн вернул перстень мне:

— Можешь надеть… только на левую руку! На правой не должно быть никаких предметов, а особенно талисманов. И вообще, может ты желаешь отказаться от испытания?

И голос его стал необычайно ласковым.

— Нет! — бодро ответил я, — Я готов к испытанию!

— Ну-ну… — недобро покосился на меня судья.

— Готово! — раздался басистый рык и из-за спин людей выступил здоровенный детина в кожаном фартуке, в кожаных рукавицах, с длинными щипцами в руках. В щипцах был зажат продолговатый кусок металла малинового цвета. Честное слово, не знай я, что это его так покрасили, я был бы уверен, что брусок раскалён! Настолько всё было реалистично. Даже казалось, что брусок слегка потрескивает, остывая.

— Возьми брусок и зажми в кулаке правой руки! — вскричал фон Плауэн, — Живее!

Я отважно протянул руку и крепко зажал брусок в кулаке.

— Ы-ы-ы-ы!!!!

Меня перекосило и скрючило! У меня перехватило дыхание!

— Ы-ы-ы-ы!!!

— Ты богохульствуешь? — наклонился ко мне фон Плауэн.

— Ы-ы-ы-ы!!!

Я с радостью послал бы всех богов вместе взятых и каждого по отдельности! Но я физически этого не мог! Я не мог вдохнуть и не мог выдохнуть! Оставалось только отчаянно мычать.

— Ы-ы-ы-ы!!!

Противно пахло горелым мясом. И я понимал, что это моё мясо! Что запах от моей обгорелой, почерневшей ладони! Но я не мог отшвырнуть этот железный брусок! Во-первых, потому, что рука перестала слушаться и ладонь никак не разжималась, подлая, а во-вторых, этот трижды проклятый брусок прилип к ладони, прикипел к ней. Знаете, если пожалеть масла, при обжарке мяса на медной сковороде, то это мясо прикипает к сковороде так, что приходится отдирать, куски, а они разрываются не желая расставаться со сковородой. Вот и у меня так же! Я чувствовал, что выдрать из ладони тысячу раз проклятую железяку можно только с мясом ладони. А у меня останутся только обгорелые кости.

— Ы-ы-ы-ы!!!

— Что же ты медлишь? — укоризненно покосился на кузнеца-палача мой адвокат, — Судья ясно сказал: «Когда подозреваемый зажмёт руку в кулак, ему будет надет на руку особый мешочек…». Так что же ты медлишь? А вас, господа, прошу свидетельствовать: обвиняемый не отказался от испытания огнём, не бросил раскалённый брусок наземь и не хулил имя Божье во время испытания! Это факт, господа! Вы видели это собственными глазами!

Я взглянул на адвоката. Тот бросил на меня сочувственный взгляд и отвёл глаза в сторону. Он знал! Он знал, гад, что брусок будет раскалён по-настоящему! Он это сделал, чтобы я и в самом деле сжёг свою руку! Зачем он это сделал? Зачем это ему?!

— Ы-ы-ы-ы…

Я наконец-то сумел сделать судорожный вдох. И тут пришло понимание. Если бы я с проклятиями отбросил от себя раскалённую железяку, мне пришлось бы гораздо хуже, чем обожжённая рука. Как там Катерина рассказывала? Раскалённые железные полосы к бокам прикладывали? А может, и чего похуже. Значит, адвокат опять меня спасал. Выбрал наименьшее зло из возможных. Вот только спасибо я ему сказать не могу. У меня язык во рту не ворочается.

— Ы-ы-ы-ы…

Тем временем, кузнец вопросительно взглянул