Чего хочет женщина - Татьяна Полякова

— Устроила. — Подумала и добавила обиженно:

— Не можешь ты меня бросить…

— Замолчи, ради бога, — разозлилась я.

Только Танькиного нытья мне недоставало. Подружка закусилагубу и выглядела совершенно несчастной.

— Положим, на пару дней мы его спрячем, — началаона недовольно. — И что? Долго прятаться он не будет, характер не тот. АЛом узнает, что он в городе, уже сегодня.

— Конечно, — хмыкнула я.

— И вовсе не потому, что я донесу, — нахмуриласьТанька еще больше и вроде бы даже оскорбилась. — Он в какой гостиницеостановился? То-то… Там Саид. Если он его не засек, так кто-нибудь из мальчиковрасстарался. Димка — Аркашин сынок, покойного, царство ему небесное, в городехорошо знали, да и сыночек в газетках промелькнул. Среди ста дураков непременноотыщется один умник, который вспомнит и куда следует сигнализирует. И чтополучится? Мы прячем беглого преступника на своей даче. Но это, конечно,полбеды. Донесут Лому, а может, уже донесли. Господи, прости, и как ты передним выкручиваться будешь? Ох, Ладка, смотри — твое прошлое сидение нагишом засчастье покажется. Лом в тебе души не чает и при таком раскладе, рассвирепев,запросто пришибет под горячую руку. Потом, возможно, опечалится и решит, чтопогорячился, но тебе от этого легче не станет.

— Все? — гневно спросила я, встав перед Танькой свидом драчливой собаки. — Высказалась?

Подружка уронила горькую слезу и жалобно сказала:

— Как близкий человек, я была обязана тебяпредупредить.

— Предупредить должен был твой Вовка.

— Он пытался, — вступилась Танька завозлюбленного. — Звонил, а у меня совещание, болтать с ним было некогда, ктому же он понес околесицу, и я грешным делом решила, что он с утра набрался, итрубку бросила. Оказалось, зря. Тебе он, само собой, звонить не рискнул.

— Отчего ж? — удивилась я.

— Ну… не по рангу… Опять же, через голову начальстванаверх не докладывают. Мой-то, может, и дурак, но понятие имеет.

— Воспитание, — рявкнула я и по кухнезакружилась. — Димка у матери был?

— Ночевал. А потом к моему заявился. Вчера вечером былу тебя, на прежней квартире то есть. Валерочка обошелся с ним невежливо, а отебе и вовсе говорить не пожелал. Я ж докладывала — мадам его с должностислетела, он дал ей отставку, а замену еще не нашел, оттого бедствует и злится.Послать, что ль, на бедность по старой памяти? Вроде как пожертвование наблаготворительные цели?

— Пошли, — согласилась я.

— И правильно, доброе дело, оно в нужном месте всегдазачтется. А мужик видный, чего ж добру пропадать?

— Ты про Димку рассказывай. — Танькино желаниеувести разговор в сторону действовало мне на нервы.

— А что Димка? Явился вчера вечером, к тебе направился,ничего путного не узнав, поехал к матери, время позднее, искать тебя на ночьглядя затруднительно. Перед этим в гостинице устроился. Паспорт, кстати, тот, скоторым год назад отсюда когти рвал. Между прочим, сработано специалистом, яимею в виду паспорт, раскатывает с ним человек целый год и никаких тебеподозрений. — Заметив, что я нахмурилась, Танька покончила с очереднымотступлением и вернулась к Димке:

— Так вот, устроился в гостинице и поехал к матушке. Тарыдала от счастья и страха за любимое чадо, ночевать уговорила дома. Утром ончуть свет поднялся и кинулся искать возлюбленную, то есть тебя. Для началапошел в справочное, где, заплатив малые деньги, узнал, что ты сменила фамилию ипроживаешь по адресу заклятого врага. Это произвело на него сильноевпечатление, он весь год думал, что ты с денежками из Минска сбежала, не вынесятяжкой доли изгнанницы, но допустить, что ты за Лома замуж пойдешь, и в самыхсвоих скверных мыслях не мог. Прекрасный образ дал основательную трещину, аДимка вспомнил про дружка и решил прояснить ситуацию, оттого и заявился кВовке. Зол был чрезвычайно и грозился всех порешить. К тебе были особыепретензии. Вовка слезно поведал об истинном положении вещей. Димка стенал,стонал и каялся, после этого вознамерился тебя спасти. Только вот от чегоспасти, душа моя?

— Танька, ты не устала? Может, чайку попьешь? —съязвила я. Злиться на подружку было нечестно, но так уж человек устроен: ктопопадет под горячую руку, тому и отсыпят.

— Не хочу я чаю.

— Тогда иди, родная.

— Куда? — не поняла она.

— Домой. Иди-иди. Сейчас вернется муж, а у тебя такойвид, что он с порога начнет подозревать меня во всех смертных грехах. А мне этони к чему, особенно теперь.

— Ладушка, — жалобно протянула Танька и даже слезуиз себя выжала, но я была непреклонна.

— Иди. На даче есть продукты? Не хочу, чтобы Димка тамс голоду умер…

— Оно, может, и неплохо бы… есть там продукты, —разозлилась она. — По крайней мере, на сегодня хватит, а завтра послеобеда съезжу. У меня вопрос — как долго он намерен там проживать? Я не излюбопытства спрашиваю, а из-за продуктов.

— Пару дней…

— А потом?

— Да уйдешь ты наконец? — разозлилась я. Танькинаспособность задавать вопросы, на которые я не могу найти ответ, доводила добешенства. Танька ушла, на смену ей, с интервалом в полчаса, за которые я так ине успела придумать что-нибудь путное, явился муженек. Ничего злодейского в немобнаружить не удалось, и я вздохнула с облегчением — еще не знает. На всякийслучай стоило быть с ним поласковее. Лояльность к мужу я демонстрироваладревним как мир способом, и он через некоторое время уснул в состоянии полногоблаженства. Я же, осторожно выскользнув из супружеских объятий, вновьзаметалась по квартире. Впору было заламывать руки и кусать губы. Ни одной ценноймысли, как заставить Димку покинуть город раз и навсегда, не нанеся при этомчересчур большого вреда его ранимой душе.

Поначалу я искренне надеялась, что, стоит мне зарыдать,жалобно глядя в его глаза, он все поймет и отбудет, сказав на прощание: «Будьсчастлива». Но Димка за год сильно переменился, это я сразу заметила, и «будьсчастлива» я от него вряд ли услышу. Тут уместно было вспомнить, чей он сын.Родитель его отличался злокозненностью, упрямством и дурным нравом.