Ночи северного мая - Галия Сергеевна Мавлютова

даже мёртвые восстают из гроба. Один преждевременно вышел с больничного, другой неожиданно воскрес.

– О-о-о-о, стажёр! – воскликнул Геннадий Трофимович. – Проходи, я тебя жду.

Голос капитана звенел, как натянутая струна. В нём переливались торжествующие нотки. Сергей улыбнулся и прошёл за свой стол. Жизнь не любит его. Совсем не любит. Никогда его не любила. Одни огорчения от неё. Чем он её прогневал?

– Серёжа, а мне Петров дал задание проинструктировать тебя, – ласково заверещал Басов, потирая бугристые шишки на пальцах.

– Не нужно, – вежливо ответил Сергей, – я только что от него.

Наступило молчание. Басов оцепенел от чрезмерной надменности, прозвучавшей в ответе Москвина. Приторная вежливость не смогла скрыть истинное отношение Сергея к напарнику.

– Ты это, забудь, что там было. – Басов обрушил кулак с полусогнутыми пальцами на стол. – В верхах не любят подробностей. Они считают, что мы сами должны понимать их гениальные идеи. А мы не понимаем потому, что невозможно залезть в чужую голову. Поэтому мы можем допустить ошибки.

В этом несносном «мы» прозвучало неприкрытое презрение к Сергею Москвину. «Мы» – это ты, идиот Москвин. И ты можешь допустить ошибку. А она дорого обойдётся полковнику Петрову. А если будет плохо полковнику Петрову, будет плохо всему отделу, включая товарища Басова. Сергей выдыхал воздух постепенно, по глотку, сквозь сжатые губы, чтобы унять взбесившийся ритм пульса.

– Ты должен уговорить Карецкого сойтись поближе с лицом, на которое укажешь ему.

– Кто он?

– Сам не знаю, – сердито буркнул Басов, – какой-то известный диссидент. Он добивается высылки из страны, а они хотят устроить ему подставу, да такую, чтобы он не выкрутился. Хитрый жук. Прям жучара. Работает в какой-то конторе, на работу ходит, не прогуливает, не пьёт, не дерётся, не хулиганит. По тунеядке его не прижать. А на днях пытались спровоцировать на драку, так он убежал. Только пятки засверкали. Боится дать малейший повод для возбуждения уголовного дела. Так что вся надежда на тебя, стажёр Москвин! На тебя вся страна смотрит.

Сергея передёрнуло. Ему представилась многоглазая страна, испепеляющая миллионами взглядов одного человека. Это самая страшная казнь, страшнее её на свете ничего нет.

– Как его зовут?

– Не знаю, – вздохнул Басов. – Операция секретная. Имя человека назовут десятого ноября. За час до мероприятия. И фотографию выдадут. Под расписку, конечно.

– И что дальше?

Сухой стук костяшек по столу отрезвил Сергея. Он разжал кулаки и посмотрел на руки. Что это? Он сидит и стучит кулаками в такт словам капитана, словно подыгрывает ему, но ведь бездумные движения свойственны только психам и шизофреникам. Москвин точно очнулся после наркоза. Встряхнувшись и выпрямив пальцы, он с интересом вгляделся в лицо Басова. По всей видимости, Геннадий Трофимович намедни изрядно приложился к горячительным напиткам. А что? У него застарелый ревматизм, на улице разыгралась осенняя непогода, старые суставы не гнутся. Сам Бог велел выпить перед сном, чтобы снять воспаление. В данном случае спирт приравнивается к аптечной микстуре, но ежедневная и многолетняя лечебная процедура пропечаталась в лице капитана ядовитым окрасом. Басов раздражённо отмахнулся от пристального взгляда сослуживца. Сергей усмехнулся. Долгое сосуществование разных людей в одном помещении приводит к тому, что они с лёгкостью входят в сознание друг друга, как к себе в комнату.

– А дальше ты должен проследить, чтобы Карецкий унюхал объект и благополучно воссоединился с ним в одной кровати! У педиков такие дела легко делаются.

Капитан Басов оглушительно расхохотался. Сквозь прищуренные веки поблёскивали ехидные глазки. Сергей ощерил рот и дурашливо изобразил смех. Смешная ситуация. Обхохотаться можно, но миссия невыполнима. Москвин обречённо покачал головой.

– Да ты напрасно трусишь, Москвин! – заорал Басов, вскакивая с кресла, но вскочил он неудачно, задев рукой бумаги, и они, как самолётики, плавно разлетелись по кабинету. Геннадий Трофимович, кряхтя и охая, бросился поднимать секретные документы.

– Напрасно! Педики, они ведь как: унюхают друг друга и не посмотрят, кто рядом с ними. Им всё до фени. Они по запаху друг на друга идут. Как звери. Вот увидишь, они поладят. Ты Карецкого-то запусти в кафе и жди. Только не упусти его из виду. Глаз с него не спускай. Из кафе обоих надо передать наружке, чтобы взяли сразу на выходе. Ну как? Готов ты к труду и обороне?

Оцепенение прошло. Москвин смотрел на напарника и видел все его внутренности, словно его глаза излучали лучи Рентгена. Немолодой человек с трудной судьбой и с не менее трудным характером верой и правдой служит органам. Он ветеран. Заслуженный и уважаемый человек. А что он из себя представляет? У него больной и изношенный организм, пропитанный литрами ежедневно выпиваемого алкоголя, у него нет семьи, нет родных. Он один. Наверное, детдомовский. Отдел ему заменяет семью. Полковник Петров у него за родного отца.

Капитану Басову невдомёк, что миссия однозначно невыполнима. Не бывает любви по заказу. Даже если этот заказ спущен оттуда, сверху. Да, наверху сидят большие фантазёры. Они легко играют людьми, как деревянными пешками, переставляя фигуры с места на место на невидимой доске. В своих фантазиях они не оставляют места человеческим эмоциям. Люди у них не думают, не мучаются, не предают. Просто переходят из одной клетки в другую. Когда пешка мешает игре, её убирают. Сергей медленно водил пальцем по пустому столу. Предательство должно войти в привычку, но как к этому привыкнуть? Всё, что говорили ему сегодня взрослые и авторитетные мужчины, вызывало оторопь и повышенный пульс. Неужели они во всё это верят? В каком бреду можно придумать эту канитель?

Несколько месяцев Сергея заставляли ходить к Коле Гречину, как на работу, хотя это и была так называемая работа. Оказывается, уже тогда у них был этот фантастический план. За это время они создали два отдела, выделили помещение, набрали сотрудников и теперь принуждают к предательству именно Сергея Москвина. Почему его, а не кого-то другого? К тому же, собственно говоря, никто никого не принуждает. Сейчас можно встать и пойти к Петрову, чтобы доказать, что его план никуда не годится. И что тогда? Они расформируют два отдела? И в каком тоне разговаривать с Петровым? Сергей попытался представить, как он высказывает в лицо Герману Викторовичу высокие слова о чести и достоинстве. Стоит на пороге и говорит-говорит-говорит, а крохотный Петров корчится за столом в судорогах от истерического смеха.

– Как я объясню Карецкому его задачу? – медленно, слово за словом произнёс Москвин.

– Очень просто! – воскликнул товарищ Басов. – Всё гениальное просто! Ты назначаешь ему встречу и говоришь, что наш, пока что безымянный объект является шпионом государственного значения. И он, то есть Карецкий,