Прекрасна и очень опасна - Елена Арсеньева

– Ну так вот: Майданский-пэр был одним из его столпов –нелегальных, понятное дело. И советами помогал, и финансами, и связями. Ну акогда Чужанин воссел на губернаторский трон, он сполна расплатился со своими«столпами». Тогда шла приватизация как ошалелая. Майданский-папаша получилнехилое количество акций Нефте – и Газпрома, а также автозавода, парочкубензоколонок в живеньких местечках, два дома на Большой Покровской улице,которые немедленно и очень выгодно сдал в аренду надежным и богатым людям, ивдобавок ко всему – место в правлении акционерной компании «Волжское пиво». Ивсе это унаследовал от него Валерик – кроме места в правлении пивного заводика,потому что его папаша продал за очень нехилую сумму, когда почуял, что дни егосочтены и канцер, сиречь рак, скоро окончательно его сожрет. Однако Валерийполучил от отца деньги за это тепленькое местечко! А надо сказать, что молодойМайданский при всей своей гнусности был далеко не дурак. Деньги он считать умели делать их умел. Кстати! – превесело воскликнул вдруг Амнуэль. – Вы знаете,что это такое? – И он вытянул руку, сжатую в кулак, из которого торчалиуказательный и большой палец, сложенные в щепоть.

– Ну… наверное, перстное сложение староверов для того, чтобыосенить себя крестным знамением, – нерешительно предположила Лида.

– Горе от ума! – сожалеючи посмотрел на нее Амнуэль. – Вотуж правда, что горе от ума! Это, – он повторил жест, – означает, что перед вамимертвый еврей! Потому что живой еврей делает вот так! – И он быстро-быстрозашевелил сложенными в щепоть пальцами. – Вот такими были оба Майданские, чтопэр, что фис,[7] даром что были как бы русские. Но, – загадочно усмехнулсяадвокат, – подозреваю, что Майя Михайловна тоже унаследовала деловую хваткусвоего собственного папеньки, творческого человека Нефедова, который когда-топустил дочь в оборот, словно разменную монету. После смерти мужа она не сталасоваться в дела, в которых ни черта не понимает, наняла толковых управляющих, асама занялась тем, чем ей хочется заниматься: поет в собственном клубе, с новыммужем. Я его не знаю, но, говорят, очень талантливый музыкант.

– Не знаю, я его видела, но ни пения, ни игры не слышала,может, он и талантливый, только шибко молодой и какой-то забитый с виду, –пробормотала Лида, пытаясь уложить в голове ворох полученной информации. Да,вот это называется – метил в волка, а попал в медведя! Теперь она знает и опроцессе, и обо всей этой истории не просто много – даже больше, чем нужно! Какбы осмыслить все это?! И все же… и все же так и нет ответа на два главныхвопроса. Первый – прежний: почему Майю хватил припадок при виде Лиды? Если Майябыла так уж признательна Сергею, вроде бы не с чего до удушья пугаться егосестры. Да и второй вопрос – тоже прежний: почему Сергей ушел из жизни всопровождении этих щемящих и непонятных слов:

Кружится снег – зима пришла опять,

Закат в крови – и жизнь к закату мчится.

Теперь настало время вспоминать

Тебя, моя прекрасная волчица!

Что, что, что значили они для него? Ведь он не мог слышатьэту песню раньше: клуб открылся какой-то месяц назад. Нет… Сергей умер вфеврале, а песня уже была записана на пленке. Ну, наверное, Майя ее исполнилагде-то, и песня так поразила Сергея, что заменила ему друга, которого просятпроводить тебя в последний путь.

Кстати, а не стучится ли Лида в запертые ворота? Возможно,песня просто нравилась Сергею – безотносительно к личности Майи Майданской.Очень может быть, что он даже и не знал, кто это поет.

Чушь, конечно. Точно так же можно ведь подумать, будто Майяиспугалась, увидев Лиду, из-за того, что еще в те стародавние времена, воДворце пионеров, они когда-то поссорились из-за чего-нибудь… ну, не знаю, местав раздевалке, что ли!

Вот именно что чушь. Остаются вопросы без ответов… И тут уждаже самый разговорчивый из адвокатов не поможет. Надо Лиде искать ответысамой… Или не искать вовсе?

Но и ответ на этот судьбоносный вопрос: искать или неискать?! – она должна дать себе сама.

Ошибка вышла! Ничего ей решать не пришлось. Оказывается,«ответ» в это время уже был в пути.

– Ой, ты пришла? – Виталий так и замер на пороге кабинета.

– Ну да. Мы же договорились…

Майя растерялась. Очень уж странное у него было выражениелица. Такое ощущение, что Виталий ужасно испугался.

Глупости, конечно. Чего бы ему так пугаться?

А может, она не вовремя пришла? Ну и что?

Нет, это все игра дурацкого освещения. Как неприятно здесьвсе-таки, в рентгенкабинете. Окна завешены, свет тусклый – его дает какой-томатовый экран над столом. На экран пришпилены два рентгеновских снимка.Наверное, они имеют отношение вон к той бабульке, которая переминается околостола. Худенькая такая бабулька, в слишком большом для нее фланелевомбольничном халате.

– Ой, ты извини, – словно бы спохватился Виталий, потираялоб и отступая от двери. – Меня сегодня что-то затуркали. Сроду такой запаркиперед Новым годом не было. С утра народ потоком идет. Проходи, Майя, садись вонтам, в кресло. Я сейчас освобожусь и тебя посмотрю. Ты не одна?..

Это он Олега заметил.

– Познакомься, Виталик, это мой муж Олег. Ничего, что мывместе?

– Да ради бога, – пожал плечами Виталий. – Только вам,наверное, лучше здесь, в коридоре, подождать?

Майя вздохнула с облегчением. Она хотела поехать к Виталиюодна, потому что в глубине души все-таки побаивалась этого визита. Нет, несамого рентгена, конечно, а его результатов. Мало ли что может быть, в самом-тоделе! Она ведь кашляет уже вторые сутки, а количество платков, которые надопрятать от Олега, значительно увеличилось. Словом, Майя предпочла бы выслушатьприговор – любой! – одна. Но Олег уперся: поедем вместе. Таким упрямым и злымМайя его никогда не видела. Она даже испугалась немножко. И вдруг такзахотелось встречать страшные вести не одной! Она прежде всегда была одна, всюжизнь, зачем же возвращаться к тому жуткому состоянию? Короче, она позволилаОлегу поехать и проводить себя до кабинета, однако откровенно обрадовалась,когда Виталий велел ему остаться в коридоре. Все-таки первый приговор онавыслушает сама. А Олег узнает только то, что Майя сочтет нужным ему сказать.

Впрочем, может, там и говорить-то нечего будет!

Что ж, вот и отлично, если так.

Насупленный Олег принял у Майи полушубок, уселся наподоконник:

– А это долго?