Колесо в заброшенном парке - Борис Тараканов

— Ты уверен? — Стас взял фотографию из вовкиной руки.

— Абсолютно…

— И что это нам дает?

— Пока ничего. То есть… я даже не знаю, что это вообще может нам дать. Но сходство просто фантастическое. Прямо реинкарнация какая-то… — Вовка снова потянулся к бутылке.

— Вов, Вов… Ты же верующий человек. Какая еще реинкарнация! И вообще, хорош коньяк хлестать, а то сейчас в очередном портрете Карла Маркса увидишь.

— Да я понимаю, что сморозил глупость, просто надо же как-то объяснить — феноменальное сходство, тоже сопрано, и тоже исполняет музыку Виральдини. И как исполняет! — Вовка закатил глаза.

Стас молча барабанил пальцами по столу.

— Харченко тогда бредил: «Она вернулась… она вернулась». Конечно, ниоткуда вернуться она не могла… А ну-ка, — он резко встал, — запускай интернет! Сейчас попробуем что-нибудь нарыть по этой певичке.

Лунными оттенками в темноте комнаты светился экран отцовского ноутбука. Стас и Вовка вчитывались в найденные в интернете страницы. Как и следовало ожидать, на русском языке были представлены только рецензии, видеосюжеты и всяческие оперные новости: «…это ренессансный тип красоты! Когда Анна Джильоли отдается пению, трудно представить себе более слившееся с тонкими энергиями Мироздания существо. Звук как бы продолжается в движениях ее гибкого тела и в тех незримых энергетических волнах, которые, в зависимости от посыла, обрушиваются на слушателя или нежно ласкают его. Голос ее сопротивляется точной классификации. Это некий универсальный колоратурный инструмент, в котором слились краски всех женских голосов мира…»

Зато англоязычные ресурсы не поскупились на действительно полезную информацию. Все западные сайты хором трубили о том, что божественная, небесноликая сопрано снизошла на музыкальный Олимп с каких-то неведомых высот — никто толком не знает, где Анна родилась, где и у каких педагогов училась… Из жизни ее известно только то, что живет она в Венеции, в уединении, на принадлежащей ей вилле.

Особняком стояли на западных сайтах статьи на английском языке, подписанные Alex Kharchenko.

— Наш общий покойный знакомый, — кивнул Стас.

— Смотри, какой плодовитый! Список до пола выпадает.

Перечень статей Харченко действительно был столь велик, что уходил далеко за пределы экрана. Названия некоторых его работ говорили сами за себя: «Роль певицы Анны Джирони в жизни и творчестве композитора Антонио Виральдини». Было даже нечто вроде «Девственность и гениальность», но внимание Вовки и Стаса привлекла серия статей, посвященных творчеству Анны Джильоли.

— Каким же мутным языком написано! — сетовал Стас, вчитываясь в текст на экране.

— А что пишет-то? — нетерпеливо ерзал Вовка.

— Да пока ничего нового… Описывает ее вокальные данные. Все пестрит специфическими терминами… Из интересного только то, что певица поет исключительно музыку Виральдини. Хотя могла бы блистать во множестве оперных ролей.

— Странная ограниченность.

— То-то и оно… Ну и вот еще одна сакраментальная фраза — в следующих статьях Харченко готов сообщить своим читателям нечто сенсационное. Все заинтригованы, интернет рукоплещет! Но он не успел…

— Стас, что-то здесь не так. Я пока не знаю, что именно, но все эти совпадения — звенья какой-то одной странной цепи. И Анна эта… Фактически двойник той Анны. Смотри, Харченко погиб почти сразу, как сообщил нам о ней.

— Да… В общем, надо копать дальше. А пока я предлагаю вернуться на кухню и продолжить разговор.

— Прекрасный тост! — мрачно ответил Вовка и выключил ноутбук.

— Что там у нас дальше? — спросил Стас, усаживаясь на табуретку и подливая коньяк в бокалы.

— Дальше — больше. Виральдини вступает в какой-то тайный монашеский орден, который во всех документах НИКАК НЕ НАЗЫВАЕТСЯ. Можешь себе представить? Причем, туда его ПРИГЛАСИЛИ. Я думаю, фактически этот орден и начал, как сейчас выражаются, «раскручивать» Виральдини. И параллельно передал емунекие тайные знания. Какие? В этом-то и весь вопрос…

Стас хотел было что-то сказать, но потом передумал и вместо этого отхлебнул еще коньяка. Вовка продолжал:

— В церковных кругах, как ты помнишь, роились слухи о связи Виральдини с Анной Джирони…

— Как сейчас помню!..

— Однако до поры до времени они гасились тайными доброжелателями — вероятно, орден заботился «о моральной неприкосновенности» одного из лучших своих представителей. Но тут Виральдини допускает ошибку…

— Зашифровывает в партитуре «Руфи» полученные в ордене знания?

— Точно. Пока не ясно, зачем он это сделал. — Вовка задумался. — Однозначно, какая-то причина была.

— Орден как-то наказал его?

— В том-то и дело, что нет! То есть, не совсем… Его просто «избавили от опеки» — перестали поддерживать и защищать. Точнее, изолировали от дел ордена со всеми вытекающими последствиями. Вот тут и началось…

— Да… И общественность припомнила Виральдини все его грехи?

— Травля была еще та — почище Союза советских композиторов. Особенно старался некто Сильвио Барчелло, тоже композитор. «Руфь» должна была впервые исполняться в Пизе, но исполнение запретили. Фактически это означало: «Ату его!» Потом исчез оригинал партитуры — Виральдини восстанавливал ее по партиям, расписанным для отдельных инструментов. Помнишь, Харченко рассказывал? Потом пропали партии, но восстановленную партитуру Виральдини припрятал. Именно ее и обнаружили год назад. В общем, в один прекрасный день Виральдини распродает свои ноты и уезжает в Вену. Анна Джирони отправляется вместе с ним. Этакая нестареющая жена декабриста…

— И зачем он ломанулся в эту Вену… — задумчиво произнес Стас. — Ведь у него не было запасной жизни, чтобы начинать все сначала.

— Не знаю. Наверное, он был сторонником так называемой «теории всплывания».

— Первый раз слышу. Это как?

— А вот так. Она означает, что талант всегда пробьется. В любых условиях и при любых обстоятельствах. Но внезапно Виральдини умирает. Причины смерти не известны до сих пор… По одной версии — это внезапно обострившаяся болезнь.

— Что-то уж слишком быстро обострилась его болезнь. Я ничего не хочу сказать, но… кто знает, отчего он там умер. Анна Джирони пережила Виральдини, однако дальше о ней ничего не известно. То есть, вообще ничего!

Стас посмотрел на Вовку.

— Я тут тоже кое до чего докопался.

Вовка хитро улыбнулся.

— Неужели до внебрачного ребенка?

— Хуже. Вов, сразу предупреждаю — то, что я тебе сейчас расскажу, тянет на идею дешевого фантастического романа. И я был бы рад, если бы оно таким и оказалось.

— Заинтриговал…

— История касается небезызвестного тебе доктора Безековича. Фармаколога-психиатра.