Пелена страха - Рафаэль Абалос

– Мы все преподаватели консерватории, пока без особых заслуг. Но нам нравится тяжелый рок. Мы как Джекил и Хайд, понимаете?

Клаус Бауман улыбнулся.

– Взаимопроникновение стилей, которого добилась ваша группа, весьма оригинально. Бетховен и рок-н-ролл – для одних нечто гениальное, для других богохульство, – заметил он.

– Ну, по правде сказать, я не ожидал увидеть вас среди зрителей. Приятно, что вам понравилось. Прошу вас, выпейте с нами по рюмке, – отозвался Бруно.

Он подозвал официанта, а потом представил им Хельгу и Сусанну, сидевших у него за спиной.

– Это начальник отдела по расследованию убийств, который занимается делом мертвых девушек, найденных у монумента. А это… – Бруно замялся, не зная, что сказать.

Маргарит Клодель опередила инспектора Баумана.

– Я аналитик из Европола. Полагаю, вы уже знаете, что те девушки приехали из разных стран Европейского союза, – сказала она.

Хельга проявила живой интерес к разговору.

– Да, по телевизору только об этом и говорят.

Однако Клаус Бауман снова обратился к Бруно:

– А что ваша подруга из Сербии? Вам удалось выяснить, где она?

Сусанне показалось, что у нее закипает кровь, то ли от выпитого ликера, то ли от вопроса, который полицейский задал Бруно.

– Нет, ее мобильный по-прежнему не отвечает. В любом случае я уже бросил ей звонить. Думаю, она просто сменила номер телефона, – ответил он.

Хельга снова вмешалась:

– Перед тем как попрощаться, Лесси сказала мне, что в Сербии много зон, где мобильник не берет, и что ей будет сложно поддерживать с нами связь.

– Из чего следует, что вы тоже ее знали, – негромко пробормотала агент Европола.

– Да, мы дружили.

– Ладно, значит, все в порядке, – сказал инспектор.

Маргарит Клодель сделала глоток ликера и посмотрела на Сусанну. Девушка выглядела самой молодой из них.

– Вы студентка?

– Да, у меня стипендия от программы «Эразмус», – ответила Сусанна, с трудом преодолевая волнение.

Бруно добавил:

– Я сдаю ей комнату, которая освободилась после отъезда Лесси Миловач. Она испанка, учится на переводчика и, как вы видите, немного робеет.

Сусанна перевела взгляд на него, и ее глаза гневно блеснули. Потом она повернулась к Клаусу Бауману.

– Могу я задать вам один вопрос насчет тех девушек?

Инспектор одним глотком допил свой ликер.

– Да, с удовольствием вам отвечу, если это не нарушит тайну следствия.

– Они мучились перед смертью?

Клаус Бауман повернул голову и встретился глазами с Маргарит Клодель. Потом жестом попросил, чтобы ответила она.

– Мы думаем, что нет, но больше ничего не можем сказать.

Попрощавшись, Клаус Бауман и Маргарит Клодель ушли. Когда они вышли из зала, то с удивлением увидели, что Густав Ластоон тоже здесь. Устроившись у выхода, он пил пиво из огромной кружки, болтал о чем-то с тремя типами лет тридцати с небольшим и громко смеялся. Заметив полицейских, он подмигнул им одним глазом и продолжил хохотать.

Клаус залез в постель и обнял Ингрид. Девочки спали в своих комнатах. Ингрид лениво пошевелилась. Она взялась читать книгу, пока ждала его, но сон оказался сильней. На ней была ночная рубашка из черного шелка. Увидев ее, Клаус разозлился. Еще одна ночь, когда его жене пришлось ложиться в постель одной.

– Сколько времени? – спросила она, не открывая глаз.

– Два часа ночи. Мне пришлось задержаться на работе.

– Я звонила тебе, чтобы узнать, когда ты придешь, потому что Карла хотела тебя дождаться, но ты отключил свой мобильный. В комиссариате мне сказали, что ты ушел около девяти.

– Мне надо было кое-что проверить, перед тем как идти в Спиннерай, чтобы поговорить с одним молодым музыкантом. Я до сих пор сидел в «Бимбо Таун», выпивая с ним в баре.

Слушая голос Клауса, Ингрид снова задремала. Он закрыл глаза и постарался не думать о Маргарит Клодель. Когда он проводил ее в отель, она предложила выпить еще по рюмке на балконе в ее номере.

– Не волнуйся, ничего страшного не случится.

Однако Клаусу показалось, что это не самая удачная мысль.

– Уже поздно, будет лучше, если я поеду домой, – сказал он. Кроме того, его чувства по-прежнему спали.

На следующее утро инспектор Мирта Хогг без звонка явилась в кабинет старшего инспектора и, ничего не говоря, положила ему на стол папку. Ее глаза возбужденно блестели. Открыв папку, она начала показывать Клаусу впечатляющие репродукции с картин, изображавших полуобнаженных девушек. Их тела, выписанные до крайности реалистично, делали картины похожими на фотографии. Девушки сидели и лежали в провокационных позах, в эротичном черном белье, очень похожем на то, которое было нарисовано на телах пяти трупов.

– Их написал один художник, работающий в жанре эротики. Его зовут Максимилиан Лоух. В Интернете ему посвящены сотни страниц. Но он продает свои произведения только коллекционерам через одну художественную галерею в Нюрнберге. У него своя студия в этом городе.

– Где тебе удалось это раскопать? – поинтересовался Клаус Бауман.

Инспектор Мирта Хогг посмотрела на него с некоторым высокомерием.

– Пришлось порыться в Гугле. Я отследила его по ссылкам на сайте с картинами другого художника, который тоже работает в этом жанре. Его зовут Теодор Герц, он был учеником Лоуха, но сейчас живет в Лондоне, – объяснила она. – Он перестал ходить в студию Максимилиана Лоуха, когда узнал, что обнаженные девушки, которых тот писал, должны были провести ночь с клиентом, который намеревался купить картину, исполняя какое-то подобие языческого обряда. Модели ему поставляла одна женщина из Берлина, но о ней у нас нет никаких данных. Похоже, искусство, эротика и эзотерические ритуалы начинают совмещаться, – заключила инспектор Мирта Хогг, гордая своей находкой.

Взгляд Клауса Баумана остановился на лице девушки, изображенной на одном из полотен. Он видел его не в первый раз.

Невозможно убежать от себя. Моим первым порывом после того, как я убила Милоша Утку, было пойти в полицию и признаться в своем преступлении. Я дрожала от ужаса, стоя рядом с трупом, и смотрела на него, вытаращив глаза, как ребенок, напуганный видом крови. В руке я все еще сжимала нож, острый, как коготь, который с одного удара вскрыл ему горло.

Сознание пасует перед смертью. Когда стук его сердца больше не слышен, вся смелость, необходимая, чтобы прикончить человека-монстра, превращается в страх и чувство вины. Я тоже умерла в тот момент. Умерла жертва его безграничной жестокости, и родилась героиня, которую я спасла.