Пелена страха - Рафаэль Абалос

Черная Луна: Этой девушкой была я.

Туманность: Вот так сюрприз!

Богомол: Мой друг собирался уехать по работе на неделю и не мог заниматься оформлением договора с этой девушкой и ждать, когда сможет передать ей ключи. Всем этим занялась я и вскоре заметила, что у девушки в глазах всегда стоят слезы, хотя она никогда не плакала. Когда она устроилась в квартире, я пару раз заходила к ней вечером, и мы разговорились о том о сем. Потом мы ходили пить пиво в соседние пивные и постепенно очень подружились.

Черная Луна: Давай дальше я.

Яблоко П: У меня один вопрос к Богомолу.

Богомол: Все что угодно.

Яблоко П: Ты в нее влюбилась?

Богомол: Да, я не встречала никого лучше.

Яблоко П: А она в тебя?

Черная Луна: На этот вопрос должна ответить я. Я на это не способна и никогда ни в кого не влюблялась. Ни в мужчину, ни в женщину. Но я чувствовала, что Богомол относится ко мне как-то по-особенному. Она меня слишком баловала. Я старалась этого избегать. Мне хотелось спокойно посидеть дома, погулять вечером одной в парках Лейпцига. Стояло лето, люди гуляли на улицах до самого рассвета.

Туманность: И ты не боялось идти туда одна?

Черная Луна: На самом деле я не думала, что со мной может что-то произойти. Однажды вечером Богомол настояла, что пойдет со мной, и мы поговорили об этом: о страхе, о том, чего мы боимся.

Богомол: Дальше я.

Наступила напряженная тишина. В чате и в моем сознании. Оно перестало рождать слова, потому что их не было на экране. Богомол собиралась с силами. Она не хотела говорить об этом в чате. По крайней мере, пока. Но в преддверии нашей возможной встречи все пошло быстрей.

Богомол: За неделю до того, как я познакомилась с Черной Луной, у меня диагностировали опухоль мозга.

Яблоко П: Черт! Черт! Черт! Долбаный рак!

Богомол: Мне сказали, что он неизлечим.

Туманность: Ты умрешь?

Богомол: Это очень агрессивная разновидность рака. Мне сказали, что, если я хочу, можно провести курс химиотерапии, и я проживу немного дольше. Если этого не сделать, мне осталось не больше шести месяцев.

Балерина: Ты согласилась на химию?

Богомол: Нет, я отказалась. Не захотела остаться без волос и чтобы меня рвало днем и ночью.

Туманность: Почему мы такие несчастные?

Богомол: Жаловаться бесполезно. Это ничего не изменит.

Черная Луна: Я тоже рассказала Богомолу о своих проблемах, не говоря ничего о том, что убила человека-монстра. Но ей и не требовалось знать подробности. Мы обе чувствовали, что нас что-то объединяет. У меня уже зрела мысль создать чат в глубокой сети, и Богомолу очень понравилась идея собрать вместе и других девушек. Смысл состоял в том, чтобы разделить нашу тайну с теми, кто тоже испытывает потребность выговориться, и помочь им освободиться от своих страхов. И тогда я стала искать вас в других чатах, в которых вы участвовали, чтобы пригласить в этот проект.

Богомол: Мы с Черной Луной всегда ясно понимали, что настанет момент, когда мы уже не сможем скрывать, что знакомы. Но с самого начала работы чата мы с ней больше не встречались и не говорили ни по мобильному, ни через компьютер. Мы решили, что с этого момента станем такими же, как все, и больше не увидимся, если только речь не пойдет о нашей общей встрече.

Балерина: Мне очень жаль, Богомол, я не представляла, что… Черт, не знаю, что можно сказать в таком случае, как этот. Это просто пипец, долбаный чертов пипец.

Ведьмина Голова: Богомол, где ты сейчас?

Богомол: В Берлине.

Туманность: Мы можем договориться встретиться в Берлине. Для большинства это самый лучший вариант. Особенно для меня. Я поеду в Берлин из Кракова, и это будет в два раза ближе, чем до Амстердама.

Яблоко П: Я найду способ раздобыть денег на поезд до Берлина. Это не проблема. Я понимаю Туманность. Она живет далеко, а мне все равно, куда ехать.

Балерина: А нам так и так лететь самолетом, поэтому все равно, что в Амстердам, что в Берлин. Верно, Ведьмина Голова?

Ведьмина Голова: О, Берлин, Берлин!

Черная Луна: Что вы скажете насчет следующей недели?

Туманность: Прекрасно. Начинаю обратный отсчет.

Спиннерай оказался районом с многочисленными заброшенными фабриками, который после объединения Германии преобразовали в центр современного искусства для проведения выставок и других культурных мероприятий.

Центральную улицу оживляли шумные группы людей, шагавшие между красными кирпичными зданиями с большими окнами и железными навесами, освещенными неоновыми лампами.

Сусанна и Бруно, взявшись за руки, прошлись по нескольким художественным галереям. Из заднего кармана джинсов Бруно торчали барабанные палочки – единственное, что было ему нужно сегодня вечером. Ничего общего с тяжелой виолончелью, которую он таскал, когда играл с симфоническим оркестром Лейпцига, как он объяснил Сусанне. Ударные уже установили на сцене другие рок-группы, участвовавшие в сегодняшнем концерте. Ему оставалось только проверить настройку звука на микшерном пульте, но это потом. У него еще оставалось достаточно времени, чтобы показать Сусанне, какими были эти старые фабрики при коммунистах.

Они поднялись на одну из террас рядом с какой-то огромной трубой. Сусанна обняла Бруно. Небо почти совсем потемнело.

– Мне надо найти какую-нибудь работу. Стипендия от «Эразмуса» не покрывает моих расходов. Через несколько месяцев мои сбережения закончатся, и мне нечем будет платить тебе за комнату, – сказала она.

– Родители тебе не помогают?

– Я не хочу, чтобы они мне помогали.

– У тебя с ними проблемы?

– Наоборот, они хорошие родители, хотят все контролировать. Это я хочу быть свободной и ни от кого не зависеть. Ты не знаешь какого-нибудь места, где я смогла бы работать несколько часов вечером?

– А как же твоя учеба?

– Заниматься можно и ночью, я привыкла.

– Единственная работа для студенток, которую можно найти в Лейпциге, – сидеть с детьми или работать официанткой.