Голубой замок - Люси Мод Монтгомери

— Боже мой! — воскликнул дядя Бенджамин.

Кузина Стиклз начала рыдать.

— Валенси, если бы ты доверяла своей матери…

— Да, да, я знаю, — нетерпеливо сказала Валенси. — Что толку говорить об этом сейчас? Я не могу вернуть этот год. Бог знает, как я желала бы этого. Я обманула Барни, заставив жениться на мне, а он на самом деле Бернард Редферн. Сын доктора Редферна, из Монреаля. Его отец хочет, чтобы он вернулся к нему.

Дядя Бенджамин издал странный звук. Кузина Стиклз отняла от глаз окаймленный черным носовой платок и уставилась на Валенси. Каменно-серые глаза миссис Фредерик блеснули.

— Доктор Редферн… не тот ли, что придумал фиолетовые таблетки? — спросила она.

Валенси кивнула.

— А еще он Джон Фостер, автор всех этих книг о природе.

— Но…но… — миссис Фредерик разволновалась, но явно не из-за мысли, что она теща Джона Фостера, — доктор Редферн — миллионер!

Доктор Бенджамин хлопнул себя по губам.

— Десять раз, — сказал он.

Валенси кивнула.

— Да. Барни ушел из дома несколько лет назад, из-за… неприятностей… разочарования. Теперь он, скорее всего, вернется. Поэтому, вы понимаете, мне пришлось прийти домой. Он не любит меня. Я не могу держать его в мышеловке, в которую поймала.

Дядя Бенджамин преобразился в само лукавство.

— Он так сказал? Он хочет избавиться от тебя?

— Нет. Я не видела его после того, как все узнала. Но я говорю вам — он женился на мне из жалости, потому что я попросила его, потому что он думал, что это ненадолго.

Миссис Фредерик и кузина Стиклз порывались что-то сказать, но дядя Бенджамин махнул в их сторону рукой и зловеще нахмурился.

— Я сам займусь этим, — словно говорили его жесты и хмурый вид. Он обратился к Валенси:

— Все, все, дорогая, поговорим об этом позже. Видишь, мы еще не все до конца поняли. Как говорит кузина Стиклз, тебе следовало бы больше доверять нам. Позже… осмелюсь сказать, мы найдем выход из положения.

— Вы думаете, Барни сможет легко получить развод, да? — пылко спросила Валенси.

Дядя Бенджамин помолчал, жестом остановив вопль ужаса, трепещущий на губах миссис Фредерик.

— Доверься мне, Валенси. Все образуется само собой. Расскажи мне, Досси. Ты была там счастлива, в «чащобе»? Сн… мистер Редферн был добр к тебе?

— Я была очень счастлива, и Барни был очень добр ко мне, — сказала Валенси, словно отвечая зазубренный урок. Она вспомнила, как, когда изучала в школе грамматику, терпеть не могла прошедшие и совершенные времена. Они всегда звучали слишком пафосно. «Я была» — все прошло и закончилось.

— Не беспокойся, девочка. — Как удивительно по-отечески звучал голос дяди Бенджамина! — Твоя семья не даст тебя в обиду. Мы подумаем, что можно сделать.

— Спасибо, — вяло сказала Валенси. Со стороны дяди Бенджамина это прозвучало довольно благородно. — Можно мне пойти и немного полежать? Я… я… устала.

— Конечно, ты устала. — Дядя Бенджамин мягко похлопал ее по руке — очень мягко. — Вся измучена и расстроена. Пойди приляг, разумеется. Увидишь все в другом свете, когда выспишься.

Он раскрыл перед нею дверь. Когда она проходила, прошептал:

— Каков лучший способ удержать любовь мужчины?

Валенси робко улыбнулась. Но она вернулась назад к старой жизни… к старым оковам. «Каков?» — спросила смиренно, как прежде.

— Не отдавать ее, — с усмешкой ответил дядя Бенджамин, закрыл за нею дверь и потер руки. Кивнул и таинственно улыбнулся.

— Бедняжка Досс! — патетически произнес он.

— Ты на самом деле считаешь, что Снейт… может быть сыном доктора Редферна? — выдохнула миссис Фредерик.

— Не вижу причин сомневаться. Она говорит, что доктор Редферн был здесь. Этот человек богат, как свадебный торт, Амелия. Я всегда верил, что в Досс есть что-то большее, чем все считали. Ты слишком во многом ограничивала ее, подавляла. У нее никогда не имелось шанса показать себя. А теперь она заполучила миллионера в мужья.

— Но… — все еще сомневалась миссис Фредерик, — он… он… о нем рассказывают ужасные вещи.

— Все это слухи и выдумки, слухи и выдумки. Для меня всегда было загадкой, почему люди так стремятся придумывать и распространять клевету про тех, о ком ничего не знают. Не понимаю, отчего вы так много внимания обращаете на сплетни и слухи. Люди негодуют просто потому, что он не захотел смешиваться с толпой. Когда они с Валенси приходили в магазин, я был приятно удивлен, обнаружив, что он оказался приличным парнем. И я повсюду пресекал эти россказни.

— Но однажды его видели в Дирвуде мертвецки пьяным, — сказала кузина Стиклз. Сомнительный, но все же аргумент, чтобы убедить в обратном.

— Кто его видел? — агрессивно потребовал ответа дядя Бенджамин. — Кто его видел? Старик Джемми Стренг рассказывал, что видел его. Я бы не поверил ни единому слову Джемми Стренга, даже если бы тот говорил под присягой. Он сам частенько напивается так, что едва держится на ногах. Он сказал, что видел его пьяным, лежащим на скамейке в парке. Фи! Редферн спал там. Пусть вас это не беспокоит.

— Но его одежда… и эта ужасная машина, — неуверенно пробормотала миссис Фредерик.

— Эксцентричность гения! — продекларировал дядя Бенджамин. — Помните, Досс сказала, что он Джон Фостер. Я не слишком разбираюсь в литературе, но слышал, как лектор из Торонто говорил, что книги Джона Фостера вывели Канаду на литературную карту мира.

— Я… полагаю… мы должны простить ее, — сдалась миссис Фредерик.

— Простить ее! — фыркнул дядя Бенджамин.

Амелия действительно невероятно глупая женщина. Не удивительно, что бедняжка Досс так устала и заболела, живя с нею.

— Ну да, думаю, вам лучше простить ее. Вопрос в том — простит ли нас Снейт!

— А что если она будет настаивать, чтобы уйти от него? Ты не представляешь, насколько упрямой она может быть, — сказала миссис Фредерик.

— Оставь это мне, Амелия. Оставь все мне. Вы, женщины, уже достаточно напутали. Все дело испорчено от начало до конца. Если бы ты, Амелия, хоть чуть бы побеспокоилась много лет назад, она бы вот так не свернула с пути. Просто оставь ее в покое, не приставай с советами и вопросами, пока она сама не захочет разговаривать. Ясно, что она в панике сбежала от него, испугавшись, что он будет злиться из-за того, что она одурачила его. И как этот Трент осмелился рассказать ей такую байку. Потому люди и избегают врачей. Нет, нет, мы не должны жестоко винить ее, бедное дитя. Редферн придет за нею. А если нет, я поймаю его и поговорю, как мужчина с мужчиной. Может, он и миллионер, но Валенси — Стирлинг. Он не может унижать ее, просто потому что произошла ошибка в диагнозе. Вряд ли он хочет этого. Досс немного перенервничала. Господи, я должен привыкнуть называть ее Валенси. Она больше не дитя. А теперь запомни, Амелия. Будь доброй и сочувствующей.