Артания - Юрий Никитин

По дороге встретили ключ, выбивался из растрескавшейсяземли, на глазах пробегал десяток шагов и тут же прятался среди трещин. Напоиликоней, передохнули сами, а уже к полудню приблизились к странному лиловомустолбу настолько, что Придон с холодком по спинному хребту рассмотрел, что жевпереди за чудо.

Из растрескавшейся красной земли к небу вырывалось лиловоепламя. Издали Придон решил, что это неподвижный столб полупрозрачного камняневедомой породы, но с приближением начал замечать мерцание, а затемрассмотрел, как со страшной скоростью по столбу проносятся от основания и довершины комки, утолщения огня.

Подъехали ближе, он уловил едва слышный треск и шорох,словно сто мириадов огромных муравьев трутся крепкими сухими панцирями, прокаленнымина солнце. Столб вонзается в небо, как исполинское лезвие меча, но вместо кровипо небосводу расползается такой же лиловый туман. Небо приняло жутковатыйоблик, будто вот-вот изрыгнет из чрева огромную тучу, полную града размером скулак.

Теперь было видно, что столб вовсе не столб, а весь измножества тонких столбов, тесно прижатых один к другому, словно пучокпрозрачного камыша, а в полых стеблях вверх уносится из недр земли страшныйядовитый жар, что иначе сжег бы ее внутренности.

До столба оставалось еще верст пять, если не больше, ноПридон чувствовал, что не в человеческих силах приблизиться хотя бы на сотнюшагов и остаться в мире живых. Видно, что дальше земля в трещинах. Чем ближе кстранному столбу огня – тем трещины глубже и шире, а вокруг той плиты, изкоторой бьет лиловый столб, могучие пласты земли двигаются, как мелкие льдины вледоход, только вместо грязной воды проглядывает багровое всесжигающее месиво.

Конь вздрагивал, нервно прядал ушами. Придон потрепал пошее, конская грива взмокла, несмотря на сухой горячий воздух.

– Я понимаю, – сказал он, – тебе жаждетсярассмотреть поближе, но мы торопимся. Как-нибудь в другой раз. За спинойхмыкнул Тур.

– Я бы такого любопытного коня, – начал он, нооборвал себя на полуслове, махнул рукой и с силой повернул морду своего конявслед за Придоном.

Придон ощутил, что его губы шевелятся не то в ритм скачки,не то в унисон с ветром… Нет, это не губы шевелятся, а слова выталкиваются,выстреливаются в особом ритме, где есть и конский бег, и встречный ветер, изапах трав, и сердца боль…

С губ слетали не столько слова, сколько лохматые обрывкислов, неясное бормотание. Он сам прислушался к себе, словно к другому человеку:не волхв ли пробудился в нем, ищет могучие заклятия? Слова такие же неразборчивые,горячечные, в них ритм, будто летит на огненном коне встречь урагану… нет, подним уже не конь, а дикий тур, что норовит сбросить с хребта…

Бормотание стало громче. Он поразился настолько, что тот,внутренний Придон смутился и умолк, он же тоже воин, внутри воин, везде воин отмакушки до кончиков ногтей ног, суровый и сильный воин, нещадный к врагам…

…но этот нещадный только что бормотал не заклятия… нет,все-таки заклятия, но особые заклятия, которыми не горы рушат, а пытаютсяпробить каменную скорлупу вокруг сердца другого человека.

Он затих, ехал медленно, вслушивался в себя. Очень робко тотПридон, что внутри, снова заговорил, тихо и нежно. Губы задвигались, Придон судивлением ощутил, как с них начали слетать слова, разрозненные, скомканные, ногорячие, словно капли раскаленного металла, падающие с молота кузнеца.

– Что же это со мной? – прошептал он встрахе. – Я становлюсь безумным… Когда с синего неба солнечный свет – ядумаю о тебе, любимая, и когда тучи и дождь – я тоже думаю о тебе! Когда ночь,когда звезды от края до края, я думаю о тебе, моя любимая! И когда утренняязаря улыбается миру, я думаю о тебе, любимая! И в жаркий день, и в холоднуюночь, и в дороге, и за столом – только о тебе я думаю. Если вижу, как по небуплывут белокрылые птицы, я думаю о тебе, и когда низко над землей проносятсячерные стрижи, мои мысли тоже о тебе… Почему так? Что за безумие?

По земле проплыла размытая тень. Он инстинктивно вскинулголову. В далеком синем небе неспешно плыл не то дракон, не то огромный рух, ато и Стратим-птица, от взмахов крыльев которой на море поднимается буря.Высокое перистое облачко скрыло на миг летящее существо, давая Придону оценитьрасстояние. По спине пробежали мурашки, орлы даже из-за облаков различают наземле самую мелкую мышь, а этот зверь наверняка заметил его, оценил… но все же,несмотря на запах сладкого человеческого мяса, решил не бросаться на существо,плечи которого блестят, как обкатанные морем валуны, а возле руки – остроекопье и боевой топор.

Тур тоже взглянул на небо, губы его презрительно скривились.

– Привал!.. Кони устали.

– Мог бы и меня пожалеть, – буркнул Олекса. –Брат я тебе или не брат?

Тур подумал, почесал в затылке.

– Надо бы мамку спросить… Но, думаешь, правду скажет?

Придон расседлал коней, вода в ручейке обожгла кожу. Конейсперва поводил по кругу, пока остыли, а с ними напился еще раз.

Олекса и Тур уже жарили на углях мясо. Придон взялмашинально, взгляд невольно обратился к небу, словно молился, но на самом делевысматривал дракона. Тот парил страшный и неподвижный, широко раскинув крылья,прикидывался неопасным коршуном.

Все же Придон ощутил, как вытянутые ноги напряглись, готовыеметнуть тело вправо или влево, но чтобы руки могли бить, колоть и рвать врагана части. В груди гулко-гулко застучало сердце.

Одной рукой он все еще держал корку хлеба с горячим мясом,но другая рука стиснула древко копья. При всей своей мужской силе внезапноощутилась беспомощность, ибо с таким зверем не сойдешься грудь в грудь. Драконприхлопнет когтистой лапой, вобьет в землю, расплющит, а ты разве что сумеешьсковырнуть чешуйку с его брюха.

Тур со злостью ударил кулаком по земле. Под удар попалсякамень, Придон не поверил глазам, булыжник до половины погрузился в землю,сухую и прокаленную солнцем землю.

– Сволочи, – прорычал Тур. – Дикие!.. Ничерта!.. Это колдуны напускают.

Олекса тоже, держа мясо в обеих руках, неотрывно следил заулетающим чудовищем. В глазах горела холодная ненависть.

– Конечно, колдуны, – ответил он, однако ровным голосом,в котором зажатой в кулак страсти было больше, чем в злом крике Тура. – Аесли и не колдуны, то все равно…

Придон встал, сел, снова встал, ибо сердце колотится,раскачивает тело, как бревно тарана раскачивает осадную башню от крыши доколес. Ярость и унижение странно смешивалось с завистью к тем, кто летает натаких страшных и великолепных зверях.

– Мы еще придем в эти горы, – вырвалось у него сострастью. – Мы размечем гнезда этих крылатых тварей!

О драконах Куявии ходило много страшных рассказов. Это былаедва ли не главная причина ненависти к Куявии. Драконы редко покидают своиместа, только крайний голод гонит их за границу гор. Хотя именно на равнинахдраконы с легкостью хватают пасущихся коров, но в самой Артании еще древниегерои выбили этих проклятых тварей. Последние гнезда драконов остались внеприступных горах, да и то на стороне Куявии. Говорят, что куявские чародеиприносят им в жертву самых молодых и красивых девственниц, и потому в Куявии неосталось красивых женщин, одни безобразные старухи, и вообще нет красивыхлюдей… Потому, когда в степях Артании видят парящего дракона, все уверены, чтоэто проклятые колдуны насылают этих крылатых ящериц, дабы показать свою мощь.