Неудобная женщина - Стефани Бюленс

Мы вышли из машины и подошли к дому. Дул легкий ветерок. Он слегка раскачивал полынь, шелестела сухая трава.

К большому покосившемуся крыльцу вела высокая лестница. Она скрипела, словно вскрикивая, под нашими ногами.

Я открыла дверь и пропустила Саймона в прихожую. Он прошел к окну, выходящему на заднюю сторону, открыл его и выглянул — ничего, кроме пустоты.

— Здесь так спокойно, — сказал он. — Я подумываю купить домик в пустыне.

Он прошел в центр комнаты и развернулся. Я никогда еще не видела такого выражения у него на лице. Что-то изменилось, но я не понимала, что именно. Он казался более решительным и уверенным в себе — так выглядит безоружный человек, когда берет в руки ружье.

— Если бы вы остались в полиции, однажды с почетом вышли бы на пенсию, — сказал он. — У вашего отца не получилось, но вы бы смогли.

Сложив руки за спиной, он с невозмутимым видом принялся ходить кругами по комнате.

— Знаете, как называют этот дом? — спросил он.

Я удивилась, и он это заметил.

— Лолитавилль, — протянул он ностальгически, словно скучая по старым добрым временам. — Забавно, как все меняется, Слоан. Когда-то возраст согласия для девочек составлял десять лет. И я сейчас не о браке, а о сексуальном согласии.

— Сейчас другие времена, — напомнила я.

Он остановился и посмотрел на меня.

— Это продолжалось годами, — сказал он. — В этом самом доме. Мы нашли кое-кого, кто был готов нас покрывать. У кого были связи. Кого-то на стороне закона.

Его взгляд стал ледяным.

— Этот кто-то был очень честолюбив. Хотел выйти на пенсию за выслугу лет.

Он улыбнулся.

— Уверен, вы знаете такого человека.

Вот почему он так самоуверен.

— Мой отец покрывал Лолитавилль? — спросила я. — Вы на это намекаете?

Вежливый, скромный, безвинно пострадавший Саймон исчез — эта маска ему была уже ни к чему.

— Ты держишь меня за дурака, Слоан? — спросил он ровным голосом.

Его взгляд был полон презрения.

— Ты правда думаешь, что я не понял цели этой поездки с той минуты, как мы сюда направились?

Он рассмеялся. Он вел игру, и ее правила были ему прекрасно известны.

— Как ты думаешь, почему я позвонил тогда именно тебе, Слоан? — спросил он. — Почему выбрал именно тебя среди всех чистильщиков, решал, пожирателей грехов, или как вы там себя называете? Все просто — у меня есть компромат. Способ тебя контролировать.

Он был совершенно уверен, что я полностью у него в руках.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Слоан? — спросил он. — Ты все еще папина дочка. Тебе нравится представлять отца жертвой. Ах, его оболгала и уничтожила полоумная сучка. Ты никому и ничему не позволишь запятнать этот светлый образ.

Он ухмыльнулся.

— Так ведь?

Я ничего не ответила. Он отошел в дальний угол комнаты и прислонился к стене.

— Если я пойду ко дну, следом отправится твой святоша-отец, — предупредил он.

Его взгляд был холодным и уверенным — взгляд человека, который владеет чужими секретами и знает, как выдать их миру.

— Все, что говорила о нем твоя мать, было правдой.

Внезапно он выпрямился, словно эта игра ему уже порядком надоела, и направился к двери.

— Ну что, мы едем в Лос-Анджелес? — спросил он с порога. — Меня ждут Шарлотта и Эмма.

Он развернулся и вышел.

Я вышла следом и закрыла дверь.

На верхней ступеньке он замер и сделал глубокий, довольный вдох.

— Как же я люблю воздух в пустыне, — сказал он.

Он запрокинул голову и посмотрел на звезды. Его лицо было расслабленным — никакого страха.

— Я немного увлекаюсь орнитологией, — заявил он. — Ты знала, что ласточки проводят восемьдесят процентов жизни в воздухе? Они даже едят и собирают материалы для гнезда в полете. Даже спариваются в воздухе. Удивительно.

Он рассмеялся.

— Это придает выражению «секс на высоте» новый смысл, согласна?

Он шагнул на самый край порога и оглянулся.

— Не волнуйся насчет отца, — сказал он едва ли не успокаивающе. — Я сохраню его доброе имя.

Нас окружала бездонная, непроницаемая тьма, словно черная дыра, поглотившая все источники света, кроме ослепительной усмешки Саймона.

— Ты лжец, — сказала я.

Саймон улыбнулся.

— Возможно. Но ведь до правды уже не докопаться. Разве что ты решишь изучить историю этого дома. Но ты этого не сделаешь — ведь ты боишься того, что можешь обнаружить.

Он бросал мне вызов, но был уверен, что я не возьмусь ворошить прошлое отца. Он запятнал его образ в моих воспоминаниях и знал, что назад дороги нет. Я не осмелюсь проверить его обвинения из страха, что все, чем я так восхищалась в этом человеке — его добротой, его неподкупностью, — окажется ложью.

Я молча смотрела на Саймона, и он сделал шаг назад. Под его ногой раздался скрип, грустная мольба разрушающегося крыльца. Я вспомнила, как Клэр страстно надеялась, что найдется что-то, что сможет остановить таких мужчин, как Саймон Миллер. Я подумала, будет так:

Доска не выдержит.

Саймон оступится и скатится по ступенькам вниз головой. Удар о дерево, еще один, еще, изо всех сил, пока он не окажется распростертым в пыли у подножия.

И так он и сдохнет, разве что вмешается кто-то и помешает ему.

Но здесь никого не было, кроме меня.

А я просто стояла и смотрела, как Саймон, повернувшись, спокойно спустился по лестнице.

Я провела всю ночь без сна и теперь наблюдала, как восходит солнце. Все окрасилось в розовый и золотой, но никакая красота больше меня не трогала.

Каждый рассвет — словно обвинение, ведь день свадьбы Саймона неумолимо приближается.

Эта мысль прокралась даже в мои сны. Ночью мне снился Саймон в темном коридоре, напротив него — Эмма. Я стою между ними и наблюдаю, как Саймон делает шаг вперед, затем другой. Он приближается к Эмме в уверенности, что я отступлю.

Я проснулась, думая о пистолете.

Прогнав Мехди, я положила оружие на тумбочку возле кровати.

Пистолет — первое, что я вижу в лучах восходящего солнца.

Я вспомнила, как Мехди потерял голову от страха, хотя я даже не собиралась в него стрелять.

Но Саймон не чета Мехди. Мехди — просто жалкий трусишка. А Саймон — стихия, которую способна остановить лишь смерть.