Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе

увидим, погибнет от рук тюрок-хорезмийцев, которым было суждено в конце концов стать наследниками Сельджукидов в их ближневосточной империи.

Султан Санджар и стража на Оксе

Последний великий султан Сельджукид, Санджар, младший сын султана Мелик-шаха, пытался остановить вырождение своего дома. Отважный, щедрый и рыцарственный, он был образцом иранизированного тюрка, ставшего защитником персидской цивилизации и оставшегося одним из ее легендарных героев, таким же, как персонаж «Шахнаме».

При разделе владений между сыновьями Мелик-шаха Санджар, совсем юный (ему было лет десять – двенадцать), получил в управление Хорасан с главной резиденцией в Мерве (1096). В 1102 г. ему пришлось защищать свой удел от вторгнувшегося в него караханидского хана Кашгарии, Кадыр-хана Джибраила, которого он разгромил и убил близ Термеза, а потом посадил в качестве своего вассала на трон Трансоксианы местного Караханида, Арслан-хана, бежавшего оттуда накануне вторжения. В 1130 г. он поссорился со своим протеже Арслан-ханом, взял Самарканд, низложил хана и заменил его другими караханидскими принцами, Хассан-тегином, потом Рокн ад-Дин Махмудом (последний царствовал с 1132 по 1141 г.). Также Санджар вмешался в междоусобную войну газневидских принцев в Афганистане. В 1117 г., выступив против Газневида Арслан-шаха, он овладел Газной и посадил на трон другого принца этого дома – Баграм-шаха. Таким образом, в это время он стал сюзереном газневидского Афганистана и караханидской Трансоксианы, властителем огромного восточноиранского султаната.

Среди вассалов Санджара был хорезмийский шах, тюрок Атсыз (1127–1156). Стремившийся к независимости Атсыз в 1138 г. был разбит при Хазараспе Санджаром, который его изгнал. Впрочем, Атсыз вскоре вернулся и получил от султана великодушное прощение (1141). Но вскоре для Санджара наступила пора неудач. В том же году, как мы увидим, в Трансоксиану вторглись каракитаи, эмигрировавшие из Китая и дошедшие до Иссык-Куля; такие соседи были тем более опасны, что этот народ монголоидной расы по-прежнему оставался «языческим», то есть буддистским, и этим повергал мусульманский мир в ужас. Санджар со своей обычной отвагой двинулся навстречу каракитаям, но 9 сентября 1141 г. потерпел тяжелое поражение при Катване под Самаркандом и вынужден был бежать в Хорасан[94]. Вся Трансоксиана попала во власть каракитаев. Хорезмшах Атсыз воспользовался этим, чтобы поднять мятеж, вступил в Хорасан и ненадолго захватил Мерв и Нишапур, впрочем, он не сумел там удержаться, когда Санджар предпринял контрнаступление. Санджар дважды (1143–1144 и 1147) вторгался в Хорезм и во второй раз под стенами Ургенча сумел заставить Атсыза вернуться в вассальную зависимость. Но героизм великого султана истощался перед непрерывно возникающими все новыми трудностями. Скоро появилась неожиданная опасность. Племена огузов, или гузов, то есть того же происхождения, что и сельджукский народ, кочевавшие в окрестностях Балха, взбунтовались против Санджара, пытавшегося заставить этих кочевников соблюдать персидские законы и платить налоги, захватили его в плен и принялись грабить Мерв, Нишапур и другие города Хорасана (1153). Султан смог освободиться только в 1156 г. и в следующем году умер накануне полного крушения дела своей жизни.

Усилия Санджара построить в Восточном Иране устойчивое сельджукское государство потерпели неудачу. Мятеж гузов показывал трудность втискивания в арабо-персидские административные рамки кочевых племен, вовлеченных кланом Сельджукидов в завоевание Ирана. Традиционные персидские административные правила, принятые и поддерживавшиеся Сельджукидами, не пережили падения различных ветвей этой семьи (1157 г. в Иране, в 1194 г. в Персидском Ираке, в 1302 г. в Малой Азии), а едва рухнули декорации, едва исчез неоперсидский султанат, от завоевания Ирана в 1040 г., завоевания Малой Азии в 1072–1080 гг. осталось лишь чередование тюркских племен: от гузов в 1050 г. до банд Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу в XV в., от Караманов до Османов, которые оспаривали друг у друга Иран и Малую Азию в традиционной для всех пришедших из дальних степей Центральной Азии кочевников манере. Так что, вопреки желанию Сельджукидов, этих столь быстро иранизировавшихся тюрок, их триумф в Иране и Малой Азии – мы намеренно возвращаемся к этому важнейшему пункту – имел важные экономические и социальные последствия – превращение Ирана и Малой Азии в продолжение степи. В данном случае человеческий фактор жестоко повлиял на растительный мир. То, что мы говорили о Малой Азии, еще более справедливо для Ирана. Таджик может продолжать в окружающих города оазисах возделывать прекрасные кипарисовые и розовые сады, воспетые Омаром Хайямом и Саади. За воротами города, когда последние сады оставались позади, начинается степь с ее кочевыми племенами, перегоняющими свои стада и устанавливающими возле источников воды свои передвижные поселения из черных шатров. Какой-нибудь особенно умный племенной вождь – ибо у всех этих тюрок имеется врожденная способность к управлению – периодически может заставлять оседлое население признавать себя царем, и в этом у него имеется огромная заслуга – он прекращает внутренние раздоры. Оба общества: оседлых таджиков и кочевников с черными шатрами – на короткое время «соединяются»; а потом все рушится, движение кочевых народов возобновляется, понятие о государстве забыто до того момента, когда история повторяется с оседания на землю очередного кочевого клана, захватившего корону. Действительно, этот цикл никогда не прерывался. Как мы видим, для того чтобы он возобновлялся извне, с XI по XVI в. на краю киргизской или туркоманской степи периодически, на границе цивилизации, появляется новая орда, требующая своего места в устоявшемся сосуществовании двух та джиков – оседлого и кочевника.

Этот двойной феномен проявился еще при жизни султана Санджара. После него хорезмшахи, тюрки по происхождению, как и Сельджукиды, продолжили его попытки создать в Восточном Иране великую тюрко-персидскую империю – тюркскую по военной структуре, персидскую по гражданскому аппарату. В это же самое время пришедший с Дальнего Востока народ каракитаев, не тюркского, а монгольского происхождения, завладел Восточным Туркестаном, и его появление предвещало за сто лет заранее приход всеобщего степного ополчения – монголов Чингисхана.

Прежде чем перейти к новой стадии истории Азии, подведем этнический баланс сельджукской авантюры. Баланс этот в целом весьма парадоксален. Действительно, примечательно, что Сельджукиды, эти туркоманы, ставшие персидскими султанами, не тюркизировали Персию, очевидно, потому, что нисколько к этому не стремились. Напротив, это они, как мы знаем, добровольно сделались персами и, в духе древних великих царей Сасанидов, стремились защитить иранское население от грабежей со стороны гузских банд, спасти иранскую культуру от туркоманской угрозы[95]. Тем не менее – и это, вероятно, самое долгосрочное следствие поражения Санджара от гузов в 1153 г. – они не смогли помешать этим туркменам компактно поселиться к югу от Амударьи в ее нижнем течении, между плато Усть-Урт и Мервом, в регионе, который с тех пор совершенно деиранизировался и стал Туркменистаном. С другой стороны, на Анатолийском плато туркоманские банды, возглавляемые младшими отпрысками династии Сельджукидов, действительно полностью тюркизировали эти бывшие византийские земли, сделав их, от времен конийских султанов до Османов и Мустафы Кемаля