Подарок ко дню рождения - Барбара Вайн

Я прожила в своей квартире шесть недель, перепробовав сотню мест в поисках работы, когда, просматривая список вакансий в газете «Стандард», в рубрике «Свадьбы» наткнулась на объявление о свадьбе Джерри Фернала и Пандоры Анны Флинт. Я слышала фразу «открылись старые раны», но никогда до того момента не чувствовала этого на себе. Я ощутила, как эти раны открылись на моих руках и ногах, а Джерри Фернал втирает в них соль. Задумался ли он хоть на мгновение, что делает со мной, вынудив меня уехать, заставив все бросить и отказаться от работы? Я пожертвовала для него всем, оставила «интеллигентную» должность в прославленной библиотеке, ухаживала за его ребенком, готовила ему еду и делала домашнюю работу, не говоря уже о том, что вывезла отвратительную развратную одежду, которую его драгоценная жена надевала, чтобы соблазнять своего любовника. И разве я хоть слово сказала ему об этом? Разве я сообщила ему, какой в действительности была Хиби? Нет. Разве я упомянула ее любовника, хотя бы намекнула, что он у нее был? Снова нет и нет. Наоборот, я слушала, как он непрерывно говорит о том, какая она была чудесная, какая добрая, какая прекрасная мать, и так ему сочувствовала, что теперь меня тошнит даже при мысли об этом.

Какой же Джерри лицемер! Эти стоны о Хиби мне пришлось выслушивать вечер за вечером долгие месяцы, и как он даже подумать не может о другой женщине, а три года спустя – всего три года – он закрутил роман с моей квартиранткой. Какой он, должно быть, мелкий человек, если влюбился в женщину, которая только внешне похожа на его покойную жену. Интересно, что бы подумала о нем Хиби, если бы узнала. А может быть, она и знает. Может, существует жизнь после смерти, хотя кто я такая, чтобы судить об этом? Джерри обычно говорил Джастину, что его мама в раю, смотрит на него с небес. Возможно, Хиби наблюдает за всеми нами – за собственным мужем, за бедным маленьким Джастином, за мной и даже за своим любовником Айвором Тэшемом – и делает свои собственные выводы.

Жизнь несправедлива. Как я помню, это первое, что сказала мне мама. Мне было года четыре. «Жизнь несправедлива, Джейн, – заявила она. – Тебе придется к этому привыкнуть». Я думаю об этом сейчас, когда сравниваю жизни Айвора Тэшема и мою. Я ни секунды не сомневаюсь, что он не знает, каково это – пытаться устроиться на одну работу за другой и получать лишь один ответ, что место уже занято. Конечно, не знает. Богатые, могущественные родственники устраивали его на работу. Влиятельные люди помогли ему пройти в парламент. Личные доходы росли, так что в том случае, если взятка и подкуп были единственным способом получить повышение, у него были средства на взятку и подкуп. Я всегда читаю разделы о рождениях, свадьбах и смертях в газете. Вот как я узнала о женитьбе Джерри Фернала. Вот как я узнала о смерти отца Айвора Тэшема: «Джон Гамильтон Тэшем внезапно скончался дома, любимый муж Луизы и дорогой отец Айвора и Айрис…» Наверное, он оставил своему сыну огромное состояние. Никто никогда не оставлял мне ничего. Дом моей матери в Онгаре, наверное, стоит полмиллиона. Держу пари, что когда она умрет, кто-нибудь получит разрешение на строительство поместья у нашей двери, и его стоимость упадет вдвое.

Сейчас я сижу в своей гостиной-спальне – Стю был прав, как еще ее можно назвать? – и перелистываю свой альбом вырезок. Я вернулась к началу, к газетным вырезкам об аварии, в которой погибла Хиби. Их четыре. Одна и та же сцена гибели и хаоса, снятая с разных ракурсов. Я вижу разорванный, искореженный металл, разорванные покрышки, осколки стекла, но никаких тел или частей тел, никаких пятен или рек крови. Единственный признак того, что в той машине погибли люди, – это кусок грязного пальто или куртки, накинутой на спинку сломанного сидения. Может, полицейские унесли тела к тому моменту, когда были сделаны фотографии? Они вырезали водителя из обломков и увезли его, переломанного и истекающего кровью, на машине «Скорой помощи» в ближайшую больницу Я не знаю, и не думаю, что кто-нибудь мне об этом расскажет.

Я сама надписала эти фотографии. Одна надпись гласит: «Останки черного «Мерседеса», который вел Дермот Линч, живущий в Паддингтоне, на западе Лондона». Я забыла это имя. Неудивительно, правда, после всего, что я пережила. У меня было о чем подумать, если не сказать больше. Но теперь мне не о чем думать, кроме того, как найти работу, достать денег и выжить. Нет, это преувеличение. Я не умру. Все, что со мной случится, – это то, что я уеду отсюда, меня исключат из строительного кооператива и я поселюсь у матери. Не будет преувеличением сказать, что эта судьба хуже смерти.

Если я буду думать об этом слишком долго, у меня не хватит сил и энергии и дальше составлять бесконечные резюме. Я не пойду на собеседование, назначенное на завтра, на место секретаря в приемной фирмы в Крейвен-парк, выпускающей шлакобетонные блоки, что бы это ни значило. Поэтому я листала страницы альбома, не обратив внимания на снимок пистолета из «Дейли экспресс», пока не дошла до первой фотографии Айвора Тэшема. Конечно, ничто не указывало на его связь с аварией, на нее никогда ничто не указывало.

Интересно, что произошло с Дермотом Линчем из Паддингтона, на западе Лондона? Он очень сильно пострадал. Возможно, он умер.

Я нашла телефонную книгу Западного Лондона и открыла раздел жилых кварталов. Паддингтон – это индекс W2. Там числилось очень много Линчей, и у многих были имена, начинающиеся на букву «Д», но ни один из них не имел индекса W2. Фактически среди всех Линчей только один оказался в разделе W2 – это был П.Х. Линч на улице Уильям-Кросс-Корт, 23, Роули-плейс. Инициалы П.Х. могли принадлежать его жене или отцу. Или брату.

Я бы хотела знать, жив ли Дермот Линч.

Я не получила работу у изготовителей шлакобетонных блоков. На обратном пути из Крейвен-парк сломалась машина. Я застряла на Хэрроу-роуд, не смогла заставить машину завестись и снова остро осознала, что на меня свалилась очередная проблема, поскольку починка автомобиля влетит мне в копеечку. Во-первых, я не продлила свое членство в Королевском автомобильном клубе, а во-вторых, отказалась от мобильного телефона. Я пользовалась им только в автомобиле, а тут практически единственный случай, когда он мне нужен… ну, и мне пришлось бросить машину и шагать полмили до гаража, где, как сказал владелец местного магазина, мне могли бы помочь. Они и помогли. Согласились отбуксировать к себе машину, осмотреть ее и оценить, что нужно сделать, но когда я вернулась на их грузовике, обнаружила на ветровом стекле штрафной талон.

Дорога домой на общественном транспорте отняла бы несколько часов. Там ходит только восемнадцатый автобус, и он даже близко не подъезжает к нужному мне месту. Я поймала такси, хотя сейчас это мне не по карману. Водитель повез меня по Хэрроу-роуд на Уорвик-авеню, и так как дорога резко пошла вверх, свернул на Роули-плейс. А там, на правой стороне, немного дальше, находится Уильям-Кросс-Корт. Неужели мне повезло? Если да, то это первое везение за много лет. Удача ко мне не заглядывает, поэтому, когда это случается, я отношусь к ней с подозрением. Я тут же начинаю сомневаться – а вдруг это вовсе не удача или у нее в хвосте прячется жало?

В конце концов, какой от нее толк? Я уже знала, что Линч живет на Уильям-Кросс-Корт, если он вообще существует на этом свете. Я могла бы найти это место сама, без вмешательства дорогостоящего такси. Тем временем водитель свернул на улицу под названием Парк-Плейс-Виллас и поехал по Мейда-авеню к Эджвер-роуд. Конечно, он выбрал самый длинный и поэтому самый дорогой маршрут из всех возможных.