Взаперти - Николай Свечин

Лыков тут же подозвал нарядчика и объяснил ему содержание договора. Дядька, болезненного вида ярославец, уперся было. Что еще за договор, по какому праву? Алексей Николаевич долго спорить не стал. Пойдем к Кочеткову, предложил он. Там тебе все объяснят. Только выйдешь ты оттуда уже не нарядчиком…

На этих словах новый закройщик вручил ярославцу свои бумаги. И предупредил: вздумаешь жульничать – пеняй на себя.

С чувством выполненного долга бывший статский советник отправился в благородное отделение. Надзиратели при его появлении подтягивались, словно увидели начальство. Арестанты на всякий случай разбегались по сторонам…

Придя в камеру, Алексей Николаевич обнаружил в ней новое лицо. Мужчина благообразной наружности, похожий на тертого лакея, сидел у порога и не сводил глаз с двери. Завидев сыщика, он вскочил:

– Ваше высокородие! Хозяин мой, господин Салатко-Петрищев, просит вас удостоить его чести и зайти в гости. Это напротив, я провожу.

– Ты Арсений?

– Как есть, ваше высокородие.

Лыкову не хотелось идти знакомиться с ложным банкротом. Обокрал других людей, а теперь на ворованные деньги жирует в тюрьме. Но Арсений настоял. Сказал, что барин у него упрямый и тогда сам наведается. Уж лучше вы к нам…

Сокамерники, включая Пакору, состроили такие лица, что Алексей Николаевич счел за лучшее пойти в гости.

Когда он вошел в диковинную камеру, то был весьма удивлен. Помещение оказалось набито вещами, как дамский салон побрякушками. На туалетном столике толпились косметические препараты. Средство от пота «Десполь», бриолин, мыльные палочки для бритья, дегтярный шампунь, одеколон от клопов, зубочистки из гусиного пера, щетка для усов с зеркальцем… Перед кем тут красоваться? Ответ на этот вопрос сыщик тут же отыскал в порт-визите из терракоты, в виде статуэтки обнаженной женщины с подносом в руках. На подносе стопкой лежали визитные карты. Среди них встретились фамилии банкиров, биржевых маклеров и почетных опекунов подозрительного свойства.

Хозяин, увидев, что гость перебирает карточки, подскочил и произнес с наивной гордостью:

– Видите, с кем вожу знакомства? Ходят сюда за консультациями, да.

Лыков бесцеремонно продолжил осмотр. Впрочем, банкрот принял это как должное. Он ходил следом за сыщиком и комментировал:

– Извольте видеть: граммофон «Лорд» с усовершенствованной мембраной и заводом на восемь пластинок. Сорок пять рублей стоит! И пища для души: «Матаня», саратовская фабричная; рассказчик и куплетист Богемский; комические песни Петра Невского под гармошку. Желаете послушать? Нет? Жаль… Рассказ «Еврейка у доктора», прямо кишки рвутся от смеха… А дуэт «Бим-Бом»? Опять нет? Ну что вы, право, какой не музыкальный. Тогда взгляните на эту заграничную новинку. Электрический душ горячего воздуха[87] «Турнабль», в восемнадцать рублей обошелся. Очень удобно сушить после бани голову. А вот моя гордость, таких всего три во всем Петербурге. Банковская пишущая машина «Ундервуд»! Перфорирует текст проколами бумаги, латинским шрифтом. Напечатанные ею чеки и переводы невозможно подделать!

Сам арестант выглядел роскошно. На ногах полугетры и штиблеты с гамбургскими передами, на шее галстук модного фасона «дэлавер» – сам Лыков пожадничал купить такой. Из-под австрийской куртки выглядывала батистовая сорочка, заколотая на этот раз большим солитером.

– Прошу к моему скромному столу, – картинно взмахнул рукой Салатко-Петрищев. Алексей Николаевич по-хозяйски осмотрел закуски. Севрюга с хреном, каперсы, ташкентская ароматная дыня, горячая ветчина, литовская колбаса из дикого кабана… Довершали зрелище три бутылки: английская горькая водка, французский анизет и коньяк «Гази-Бек».

– Откуда все это, если вы расписались в безденежье? – хмыкнул сыщик.

– Отвечу, мне нечего скрывать. Как знаток биржевых операций я посредничаю в интересах своих клиентов. И получаю куртажные.

– Но ведь это же плутовство, Евстратий Агафонович. Разве нет?

Салатко-Петрищев довольно хохотнул:

– А вы вспомните Репетилова из «Горе от ума». Как он там говорил? Умный человек не может быть не плут.

Лыков удивился: ай да жулик. Не так он прост…

Тем временем ложный банкрот тоже внимательно изучал сыщика. Потом сказал:

– То, что я Евстратий Агафонович, вы уже знаете. А вас как величать? Давайте знакомиться, ведь мы теперь соседи.

Лыков назвался.

– Вы хотели повидаться со мной не из любопытства, – заявил он следом. – У вас есть ко мне разговор. Я даже знаю какой.

– Неужели? – опять засмеялся аферист. Смех у него был неискренний. – Просветите плута. В чем я обмишурился? Хоть буду знать.

– Вы прокололись на акциях.

– Да? На каких?

– Майкопской нефтяной и транспортной компании.

– Не понимаю.

– Полноте, Евстратий Агафонович. Я хоть не плут в отличие от вас, но тоже умею думать. Вас попросили говорить со мной англичане, верно?

Салатко-Петрищев даже отшатнулся. Потом пробормотал:

– Ну-ну, продолжайте.

– Сам господин Эгнью вел с вами беседу или кто-то помельче? Может быть, некий Моринг? Не лично же Георг Твиди озаботился моей незначительной персоной?

Аферист по-прежнему молчал, но взгляд у него был беспокойный.

– Я сильно вляпался? – вдруг спросил он. – Поверьте, моя роль только посредническая. Передать сообщение, услышать ответ – и все.

– Давайте к делу. Вас просили поговорить о «майкопском чуде». Чтобы я, статский советник Лыков, перестал будировать эту тему, привлекать к ней внимание властей. Так было дело?

– Так, Алексей Николаевич. Я вот только не пойму, что там за чудо? Фонды растут и растут второй год подряд. Ну, жадность, знаете ли… Я купил майкопских акций общим счетом на сто восемнадцать тысяч. Зря?

– Зря. Сбросьте, пока не поздно. Это мыльные пузыри, их создали для того лишь, чтобы состричь шерсть с баранов.

– Вы-то откуда знаете?

– Знаю. И еще вы зря влезли не в свое дело. Подробности знать вам ни к чему. Но не помогайте им больше, договорились? Иначе перья полетят не только у них, но и у вас.

– Благодарю за совет и еще раз прошу не держать зла. Я и вправду играю втемную. Мне ничего не говорят. Предложили пятьсот рублей за разговор с вами. Жадность, все моя жадность.

– Эгнью предложил?

– Нет, Моринг. Я знаю его немножко по делам Лондонской биржи. Он и… А…

– Ни слова более, Евстратий Агафонович. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Но что мне передать?

– Пусть идут к черту.

– Они угрожают. Поверьте мне, англичане в Петербурге сильны. И не только в биржевой торговле.