Хищная птица - Мария Хэдли

Я постоянно думаю о Хейуорд и о том, что на ее месте должна была оказаться я. А еще о Лей Фол, которую казнили за то, что она спасла меня, и о магонцах, которые умерли с голоду или от руки Заль. Если бы я сдалась, подчинилась ее воле, многие из них сейчас были бы живы. Она хочет вернуть свою дочь, свою наследницу, а я…

Отвернулась от нее ради всех остальных.

– Не знаю, – отвечаю я, и это чистая правда. Я долго не признавалась себе, что запуталась. Мне казалось, я знаю, чего хочу: быть здоровой, быть любимой, быть в кругу родных и близких – но вернувшись из Магонии, я начала смутно понимать, что всего этого недостаточно.

Наверное, я пошла в Заль… Какие песни даются мне легче всего? Что получается у меня без усилий? Петь с Даем.

Но с Даем мы не творили, а разрушали. Да, я истинная дочь своей матери.

Возможно, мне даже удалось ее превзойти, ведь у меня была куда более счастливая жизнь, и все равно в душе остались лишь гнев и смятение.

Весперс садится на мое плечо и принимается петь земные песни, переиначивая их на свой лад. Летучая мышь поет про любовь и расставание, про то, как люди пытаются друг друга понять, и у меня больно сжимается сердце.

– Умирать мне уже приходилось, – говорю. – Это не трудно и не так уж страшно. Жить гораздо труднее. Кто вообще решил сделать меня избранной? Почему я должна кого-то слушаться?

Песня-конец витает надо мной мрачной тенью. Кажется, я совершила что-то непоправимое.

– Не важно, избранная ты или нет, – говорит Хор. – Ты можешь делать лишь то, на что у тебя хватит сил, не больше. У тебя есть своя песня, вот ее и пой. Какая разница, что о тебе подумают? Каждое существо наделено силой: каждый магонец, каждая птица, каждая летучая мышь. Избранной тебя нарекли лишь потому, что другим так проще. Мир подобен кораблю. Хочешь – взбирайся на мачту, хочешь – скреби носовую фигуру. Ты можешь либо хранить карты в сундуке, либо прокладывать курс. – Пристально глядя мне в глаза, он повторяет: – У тебя есть своя песня, вот ее и пой.

– А вдруг у меня не получится? Вдруг я натворю черт знает чего? Вместо того чтобы спасти мир, вызову апокалипсис?

– Ты готова умереть, отказавшись от собственной песни, лишь бы не пришлось разбираться в себе? В чем же тут храбрость, Аза?

– Да не хочу я смерти, я просто хочу…

– Чтобы умер кто-то другой, – говорит он, кивая. – Это тоже легко. Ты способна вдохнуть смерть в любое тело, даже мое, сил у тебя достаточно.

Я знаю, что он прав.

– Но встав на этот путь, ты уподобишься ей.

Ничего, кроме гнева, досады и отчаяния, я сейчас не ощущаю.

– А вы сами разве не злитесь на Заль? Я знаю, что вы давние враги, мне так сказали.

– Мы не всегда были врагами, – горько усмехается старик. – Я был ее этологидеоном. И, к сожалению, всегда им буду, потому что разорвать связь между партнерами невозможно. Однако я больше не стану с ней петь.

Я думала, он был лишь членом экипажа, всего-навсего подпевал ей, а оказывается…

Они были как мы с Даем? Выходит…

Он не только был рожден, чтобы петь с ней в паре, но и способен управлять ее голосом.

– Ты вылитая мать в юности, – говорит Хор. – И голоса у вас очень похожие. В былые времена мы с ней плавали по небу и складывали узоры из звезд.

На его серой коже проступает призрачно-бледный портрет юной Заль. На руке у нее сидит Кару.

Изображение оживает: Заль открывает рот и беззвучно поет, а затем, рассмеявшись, протягивает кому-то руки. Ее глаза полны любви и нежности. И, что самое удивительное, в них читается…

Безграничное доверие.

Над ее головой появляется тучка, и дождик смазывает красивые черты.

Хор задумчиво смотрит на татуировку, и белые линии плавно исчезают.

Затем он переводит взгляд на меня.

– Мы давно перестали петь вместе, Заль Куэл и я, – говорит он. – Наша песня осталась в прошлом. Тебе же не надо ничему учиться. Песня, которую ты ищешь, всегда была с тобой. Она у тебя в крови.

Постойте-ка…

Я округляю глаза.

– Вы…

– Я зарекся петь с твоей матерью, но тебя ни за что бы не бросил. Мне сказали, что ты погибла – что тебя похитили и убили, поэтому я и покинул Магонию.

Мне ничего не остается, кроме как сказать то, что я и так знала в глубине души.

– Ты мой отец.

– Дочь моя, – произносит Хор с необычайной нежностью. – Пусть учила тебя мать, но истоки твоей песни лежат и во мне, и в тебе самой. Будешь думать, что твой голос тебе не принадлежит, будешь лелеять в сердце ненависть – не сумеешь раскрыть свой дар. У тебя достанет сил, чтобы петь то, что тебе самой хочется, а не то, что диктует боль. Ты – не твоя боль, ты – не твои потери. Посмотри на себя: разве ты похожа на ту, кто поет песню смерти? Жизнь бьет в тебе ключом.

Я никак не оправлюсь от шока, никак не стряхну с себя песню из сновидения, никак не выкину из головы Заль, никак не отпущу боль… У меня появился еще один отец – отец, который живет на краю света. Много лет назад он сбежал от Заль, а теперь отказывается помочь мне ее остановить.

– Заль была моей единственной любовью, – просто и спокойно говорит он. – Она способна на страшные вещи – впрочем, как и мы с тобой. Ломать и крушить могут все. Если проживешь долгую жизнь, обязательно в этом убедишься.

Я вздрагиваю. Уже убедилась – и не раз.

– Тебе под силу не только разрушать, но и исцелять, – говорит он, кладя руку мне на плечо. – Загвоздка в том, что первое куда легче второго.

– Кажется, я только и умею, что нести погибель.

– Я тоже так считал в юности, – улыбается Хор. – Во мне тоже кипел гнев, и нашей любви было недостаточно, чтобы с ним совладать. Я не мог петь с твоей матерью, не подвергая нас обоих смертельной опасности. Ты – другое дело, тебе не нужно с ней петь. И ты сумеешь справиться со своим гневом, если сама того захочешь.

Некоторое время я обдумываю его слова. Я своими глазами видела, сколько в мире зла, а такое не забывается.

– Послушай, – говорю я, подсаживаясь к нему. – Тебе не обязательно быть последним в своем роде. Научи меня. Я постараюсь найти в себе эту песню.

Хор кивает, но стоит ему открыть рот…

ВСПЛЕСК СВЕТА – и впервые за много дней я погружаюсь в сознание Кару. Впадаю в оцепенение.

Огибая остроконечные шпили, Кару в панике мечется над Маганветаром. Оков на нем нет.

Увернувшись от шквальных акул, сокол выныривает наружу, за пределы города, и мчится сам не зная куда, спеша оставить его позади. Он судорожно ищет меня и не может найти.

Аза, отчаянно зовет он.

О господи! Остановившись посреди палубы, я принимаюсь петь, чтобы предать ему сил.