Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская

— Да.

— Давно ли служите в замке, барышня?

— Один месяц.

— Прекрасно. Скажите… м-м-м… — Урядник заглянул в бумаги и поднял глаза на Асю: — Скажите, Августина Тихоновна… Не замечали ли вы в поведении вашей хозяйки чего-либо необычного?

Ася пожала плечами. Еще не хватало с посторонними обсуждать свою хозяйку!

— Не замечала.

— Может быть, Ирина Николаевна отлучалась куда-то… надолго? Или, напротив, принимала у себя… подозрительных гостей?

— Ирина Николаевна — человек домашний, редко выходила. При мне гостей, кроме господина архитектора, не было.

— Но ведь она, хозяйка ваша, настроена против военной политики нашего государя… Вы ведь не станете этого отрицать?

— Да? Я не знала.

— Ой ли, Августина Тихоновна? Так-таки и не знали? А вот кухарка ваша показала, что разговоры велись… И другие обитатели замка подтвердили.

Ася словно в ледяную воду вступила. Ее обожгло изнутри — до того мерзким представилось ей то, что происходило сейчас. Урядник внимательно наблюдал за ней.

— Со мною Ирина Николаевна обсуждала только вопросы воспитания дочери. В мои обязанности не входили разговоры с хозяевами о политике.

— Браво! — усмехнулся урядник. — К вам не подступишься, барышня. Я слышал, что вы воспитывались в семье господина Сычева? Что ж, это дает мне все основания быть уверенным в вашей благонадежности. Надеюсь, вы сочтете своим долгом помочь следствию.

Ася молчала. Допрос доставлял ей массу неприятных ощущений.

— Мы располагаем сведениями, барышня, что во время обеда, на котором присутствовали вы лично, велись разговоры о подстрекательстве крестьян к бунту…

Ася посмотрела на урядника с искренним изумлением. Он, кашлянув, сделал поправку:

— О подстрекательстве оных к отказу от мобилизации.

«Кто? — лихорадочно думала Ася. — Приказчик? Но зачем? Он сам сетовал на то, что урожай не с кем убирать… Ну не доктор же?»

У нее голова шла кругом. На щеках выступил проклятый румянец.

— Вижу, вижу, барышня, что на памятном обеде вы присутствовали…

— Да что вы такое говорите? — возмутилась Ася, не в силах более сдерживать эмоции. — Какое подстрекательство? Ирина Николаевна — мирный человек, и никого она не подстрекала! И если нужно, я и в суде могу подтвердить! И если хозяйка и рассуждала о войне, так все сейчас об этом только и говорят, это же ясно!

— А в каких именно выражениях ваша хозяйка высказывалась о положении на фронте? — вкрадчивым голосом спросил урядник.

Ася глубоко вздохнула. Она чувствовала себя совершенно вымотанной. И где теперь Лиза? Каково бедняжке осознавать, что мать арестовали и увезли в острог, где держат воров и убийц?

— Я не помню. В самом деле — не помню. Это был первый мой день в замке, и я была озабочена своей воспитанницей — она дерзила за столом, и мне было не до разговоров о войне.

Урядник внимательно слушал Асю, и она уверена была, что у него на языке крутится новый вопрос. Но она опередила его:

— Я вообще не интересуюсь политикой. А сейчас я должна разыскать Лизу. Ее отсутствие меня очень беспокоит. Девочка больна…

— Что ж… не смею задерживать… пока. Но к нашему разговору мы еще вернемся, фрейлейн Августина.

С пылающим лицом Ася покинула кабинет. В гостиной сидел Лев. Она никогда его таким не видела — он сидел, безвольно опустив голову и обхватив ее обеими руками.

— Она не вынесет… — сказал он непонятную фразу.

— Вы нашли Лизу?

Он ответил не сразу. Медленно поднял голову и взглянул на нее, будто с трудом узнавая.

— Да… то есть нашел не я, но все равно…

— Где она?

— В библиотеке.

— Слава Богу. Но я была в библиотеке! Она пряталась от меня?

— Нет… она не пряталась.

Лицо архитектора менялось. Оно то искажалось, как от зубной боли, то вдруг становилось злым. Ася смотрела на него и понимала, что думает не о проказах Лизы, даже не о чудовищной ситуации с Ириной Николаевной. Она думает, как он прекрасен. И как он далек от нее, хотя стоит в двух шагах. И о том, что…

— Я поднимусь и поговорю с ней.

— Вы не сможете с ней поговорить.

И тогда она испугалась. Поняла — произошло страшное.

— Мне необходимо поговорить с Лизой!

— Лиза умерла.

— Нет!

Ася отступила на шаг. Она натолкнулась на столик для игры в покер. Со столика упал фужер и покатился по ковру.

Она побежала. Ее нога догнала злосчастный фужер, толкнула его на мрамор пола, фужер докатился до ступенек и, рассыпаясь, со звоном полетел вниз.

Лиза лежала в библиотеке на полу у самого окна. Возле нее на коленях стоял полковник, вмиг ставший старым и немощным. Рядом суетился доктор со своим саквояжем. Горничная сновала туда-сюда, перенося стулья с прохода к стеллажам.

Ася опустилась на пол и взяла в руки холодную ладонь Лизы.

— Ничего нельзя было сделать, — повторял доктор, наверное, в сотый раз, теперь для Аси. — Когда ее нашли, было уже поздно. Вероятно, приступ повторился сразу же после отъезда Ирины Николаевны… Такое потрясение для ребенка! Лизе совершенно нельзя было волноваться, когда болезнь обостряется. А тут сразу столько… И никого не оказалось поблизости…

…К вечеру в замок внесли гроб. Его установили внизу, в холле. Зеркала, коих здесь было множество, завесили черной материей. В холле стояла мрачная атмосфера с оттенком таинственности, который придавали мерцающие в бронзовых подсвечниках огни.

Обряжать покойницу Асе помогала кухарка Матрена — баба сноровистая и суровая. Вдвоем они обмыли девочку, надели на нее белое с розовым нарядное платье.

— Что ж Танька-то не захотела Лизоньку собирать? — поинтересовалась кухарка, разглаживая нежные оборки своей грубой широкой ладонью.

— Хотела. Только я отказалась, — призналась Ася. — Уж больно Лиза не любила горничную. Не знаю, за что, но…

— За что! Известное дело за что! За бесстыдство ейное и не любила. Как любить-то, ежели она, Танька-то, с хозяином кувыркается!

— Что ты такое говоришь, Матрена?

— Что вижу, то и говорю. Вижу, как она по утрам в лес-то бегает. Там и избушка для этого дела имеется.

— Ты думаешь, Лиза знала?

Матрена кивнула. А потом, оглянувшись, добавила:

— И в полицию на хозяйку она, змеюка, донесла. Больше некому.

— Татьяна? Да зачем?

— Как зачем? Спит и видит в замке хозяйкой стать!

Ася только головой покачала. К пересудам она всегда относилась с недоверием и потому разговор не поддержала. Кухарка ушла.