Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская

На ее рабочем столике под стеклом лежали открытки с фотографиями и картинками военных событий. На обратной стороне карточки значилось: дозволено военной цензурой. На одной карточке, называвшейся «У польского местечка», был запечатлен момент оказания первой помощи. Крестьяне держат носилки, на которых лежит раненый солдат. Возле носилок стоит человек в форме и папахе, оказывает помощь. Молодая крестьянка в длинном клетчатом фартуке скорбно смотрит на раненого. На другой карточке двое русских офицеров стоят над больничной койкой в изголовье раненого германца. Впрочем, за бинтами не разобрать, кто там лежит — германец, француз или наш. Только из названия карточки становится ясно.

Особенно Сонечкино внимание притягивала карточка с картиной Малышева «За что?». На снегу в поле убитая сестра милосердия, на которой поверх пальто — белый фартук с крестом. А рядом валяется лукошко с медикаментами. Эта карточка заставляла Сонечку уронить слезу и навевала фантазии. Впрочем, карточка эта выбивалась из общего настроения открыток, и девушка вскоре спрятала ее.

Распуская рукавичку, которую Соня вязала для посылки на фронт, она словно разматывала нитку своих воспоминаний вплоть до лета, когда в последний раз виделась со старшим Вознесенским. Причиняя себе боль, девушка иногда не удерживалась и даже роняла слезу на шерстяные нитки. Слез этих никто не видел, и никто, кроме подруги Маши, не знал, как она страдает. Увы, Сонечка вынуждена была признать, что надежды ее, которые так грели на выпускных торжествах и были очевидны, не сбылись. Володя Вознесенский, приехав в Любим всего на несколько дней, не уделил Соне даже одного вечера! Ни катания вдвоем на лодке, ни гулянья в парке — ничего не было! Если бы Сонечка не пришла сама в гости к Вознесенским, она бы не увидела Володю совсем.

Но она, отчаявшись увидеть его случайно, все же отправилась к Маше. Ужасно волновалась, долго выбирала платье и вот, вконец перенервничав, переступила порог заветного дома. Володя и отец Сергий сидели вдвоем в библиотеке и о чем-то говорили. До нее доносились обрывки фраз: Карпатские горы, Перемышль, невиданные потери, сдача Лемберга…

Они видели, что пришла Соня, и при ее появлении Володя привстал и поклонился, но не поспешил выйти в горницу, не выразил своего восхищения… Он остался с отцом до самого чая, а за чаем почти не смотрел на Соню.

Он был совсем другим, чем прежде! Он показался ей рассеянным и каким-то слишком взрослым. Сонечка подумала, что Володя, должно быть, совсем недоволен ходом войны. Что-то происходит не так, как ему хотелось бы…

Соня засиделась допоздна, и Володя вышел проводить ее. Но и наедине он томился, рассеянно отвечал на вопросы. Он словно разучился разговаривать с барышнями — Соня была в отчаянии. Он проводил ее до моста, и они расстались.

— Прощайте, Соня, — сказал он, не глядя ей в глаза.

— Прощайте, — тихо ответила она, уже ему в спину.

Он удалялся от нее по улице, и она вдруг поняла, что вот он снова уедет — туда, где люди убивают друг друга, где он в любое время может погибнуть! И они так сухо простились…

Она побежала назад, чтобы догнать Вознесенского и сказать что-нибудь хорошее… Сказать, что она будет ждать его возвращения или что-нибудь еще…

Но он шел быстро, а ей мешал подол платья, в которое она так некстати вырядилась. Она была на углу торговой площади, когда Вознесенский остановился у калитки Клавдии Куракиной. Клавдия сама его окликнула, Соня видела. Эта Клавдия жила одна, была молодой вдовой и репутацию имела нехорошую. Соня даже не могла предположить, о чем можно разговаривать с Этой Клавдией. Вдова улыбалась, что-то говорила, а потом положила руку на погон офицеру и склонила голову набок, в глаза заглядывая. Соня решила не приближаться, а подождать Володю на углу. Сейчас он повернется и… Но Володя открыл калитку и вошел. И пошел за Клавдией. И вошел в дом, закрыв за собой дверь. А Соня битый час простояла на углу торговой площади, дожидаясь своего возлюбленного. Но так и не дождалась. А на другой день он уехал.

Это был удар для Сони. Сначала она не хотела рассказывать подруге то, что видела, но потом все же рассказала. Маша стала уверять, что к Куракиной ходят все, что это случайная связь… Но Володя Вознесенский и порочное слово «связь» не могли стать в один ряд в голове влюбленной Сонечки Кругловой. Всю осень она страдала, решив забыть навсегда свою первую любовь, но к зиме не выдержала — очень уж захотелось простить Владимира и дать ему еще один шанс.

Когда Вознесенские собирали посылку для старшего сына, она непременно передавала что-нибудь от себя. Вот и на этот раз, закончив рукавицы, Сонечка собралась и отправилась к подруге. Под валенками поскрипывал снежок, от дыхания валил пар. Она почти бежала, прижимая к груди сверток с подарком. Сонечка любила такие морозные зимние дни, в которые приятно зайти в протопленный дом, отряхнуть веником снег с валенок и ждать, когда тепло окутает тебя, заставит гореть щеки… Когда на окнах тяжелые синие узоры и по вечерам их подкрашивает розовым, так приятно сидеть с подружкой у теплой печки и шептаться о любви!

Сонечка отряхнула снег с валенок и толкнула дверь в сени. Привычный запах дома — смесь ладана, воска и свежей сдобы встретил ее на пороге. Но сегодня в этот запах вмешивалось что-то еще, и Сонечка не сразу поняла — что?

— Идем ко мне, — шепотом позвала Маша и повела подругу мимо прикрытой занавесками двери горницы в свою комнатку. — Мама только что уснула. Всю ночь не спала, расстроилась вчера.

Тут только Сонечка догадалась — пахнет лекарством — сердечными каплями.

— Из-за Алексея? Так и нет письма?

Маша закрыла за собой дверь и подошла к столу, на котором лежали собранные для посылки вещи.

— Нет писем от Алешки. Но мы ждем, и я уверена была…

— Такое бывает! — горячо поддержала Сонечка. — Возможно, ранен, в госпитале, или же письмо затерялось…

— Мы тоже так думали до вчерашнего дня. Но вчера мы получили бумагу… официальную бумагу, Софи. Алексей считается пропавшим без вести.

— О Боже!

Соня порывисто обняла подругу и с готовностью всплакнула вместе с той, но втайне облегченно вздохнула: не Владимир! И горе, совершенно искреннее горе, перевитое с тайной радостью, неприятно разлилось в душе.

— Он найдется, Мари. Будем молиться. Помнишь, как мы маленькие были и молились перед экзаменом?

— Да, да, мы все молимся, но ведь испытания… Если это нам испытания, Софи? Боюсь, мама не выдержит. Трое сейчас там.

— От Владимира… было письмо?

Сонечка вновь втайне порадовалась, что разговор так удачно перешел на Владимира. Она уже забыла то злополучное расставание и теперь вновь искренне верила, что новая встреча неизбежно и счастливо соединит их.

— От Володи… да. Хочешь прочесть?

— Конечно! Вот… я ему связала. Посмотри, ничего?

— Думаю, он будет доволен.

Соня с жадностью принялась читать.