Три грани мизерикорда - Анна Волошина

С их появлением на рубку упала тишина. Густая, вязкая, как кисель. Такая глубокая, что даже хриплое перханье Молбери не нарушило её, просто кануло куда-то на дно. Кондовый, которому казалось скучным потрясаться в одиночку, довольно усмехнулся: потрясаться было чем. Сестрёнка была одета с головы до ног. И при этом являлась самой голой из всех голых женщин, виденных Варфоломеем. И то, как она сейчас двигалась, картины отнюдь не нарушало.

Белый наряд в стиле «милитари» напоминал униформу. Короткая юбка облегала бедра и продолжалась не стесняющим движений взрывом плиссе. Из высоких ботинок выглядывали то ли гольфы, то ли удлинённые носки с кружевной окантовкой. Блузка с коротким рукавом, погончиками и сверкающими металлическими пуговицами едва сходилась на груди, явно не знакомой с понятием «лифчик». Сквозь тонкую, но при этом жёсткую ткань недвусмысленно просвечивали нарисованные Филом цветы. Кисти рук скрывались под короткими, едва до запястья, перчатками из дорогой кожи тончайшей выделки. Картину дополняли браслет и колье.

Пять позолоченных патронов на колье, один на свободной цепочке браслета – ювелир прекрасно справился с поставленной задачей. И что с того, что требование легкого и быстрого высвобождения элементов украшений поначалу поставило беднягу в тупик? Трепаться он не станет – за это Франц поручился, – а остальное неважно. Завершало композицию совместное творение золотых дел мастера и Питера Гринбаттла: массивная серьга в левом ухе, выполненная в виде миниатюрного пистолета.

Грива волос цвета красного дерева с непременной прядью оттенка старого золота в середине каждого крупного локона едва поддавалась усмиряющему действию нескольких шпилек. Глаза стали золотисто-зелёными с карим кольцом вокруг зрачка, кожа сменила оттенок загара с медового на персиковый. В сочетании с глазами, волосами и нарисованными цветами эффект получился сногсшибательным.

Довольная произведённым впечатлением, Агата переложила из одной руки в другую жакетик и сумочку и гордо посмотрела на Платину. Глаза ее затягивала поволока, настолько откровенная, что в позвоночник закатца помимо его воли и здравого смысла ударили невидимые молнии.

– Кажется, у нас получилось! – хрипло промурлыкал женский голос: сладкий, тягучий; и чёрный, как душа Дьявола. Если, конечно, у Дьявола есть душа.

– Можете не сомневаться! – сдавленно выговорил Анатоль Трейси. – Как это у вас выходит, Агата?

– Десять лет практики, Анатоль. Всего лишь десять лет практики, и, поверьте, вы научитесь делать, как надо, с первого раза. Как, по-вашему, впечатлится господин Хо?

– С господином Хо лично я не знаком, – каким-то чудом Трейси заставил свой голос звучать по-деловому отстраненно, – но будь на его месте я, я бы впечатлился.

– А если не впечатлится, – прокаркал со своего места Молбери, – то он законченный импотент!

– Я всегда знал, что красота спасёт мир, – насмешливо, с демонстративным акцентом прокомментировал Леон Аскеров, – а добро победит зло. А потом поставит его на колени и оторвет голову!

– Отлично. Примерно это нам и требовалось. Господа! Нам, случаем, не пора?

«Ревель», отключивший систему оптического камуфляжа лишь на то время, которое требовалось для принятия на борт катера Молбери, плавно двигался к предполагаемому месту перехвата. В рубке было тихо, только едва слышно гудел какой-то прибор. Фон Строффе чуть касался сенсоров управления пальцами правой руки. Ничего экстраординарного не происходило, ИскИн прекрасно справлялся с задачей.

Команда разделилась. Места Лемке и Райта занимали сейчас Агата и Варфоломей – Заславский велел им держаться подальше от театра военных действий. В одном из вспомогательных ложементов полулежал Трейси. Ричард, Отто и Нед, добившийся разрешения Макса на участие в захвате, ждали у трюма, в который предполагалось поймать курьерский катер.

– Есть информпакет, – прозвенел в тишине голос Гринбаттла, которому отдали под оборудование изрядных размеров отсек.

– Заменил? – вскинулся Трейси.

– Да. Внимание, катер будет в точке рандеву через десять минут. Даю вектор, следите.

По дисплею ползла крохотная красная точка, и видно было, как постепенно сливаются курсовые линии этой точки и большой белой метки «Ревеля».

– Захожу на параллель, – отрапортовал Алекс.

– Аудио– и видеосигнал с обшивки скопирован. Собственный сигнал катера подавлен, фальшивка пошла, – отозвался Пит.

– Группе захвата – приготовиться! – проскрежетал Заславский.

Метка «Ревеля» наползла на точку, обозначающую катер, и поглотила ее.

– Гости на борту, – в голосе бортового интеллекта слышалось нескрываемое удовлетворение. Спустя три минуты он же добавил:

– Захват произведён. Дублеры – вперёд, ваш выход!

Платина пробормотал: «Не дрейфь, сестрёнка! Объём не взял – и эти не возьмут!» – и ринулся вон из рубки.

В трюме более чем легкомысленно одетая Агата зябко поежилась. Шлюзовые ворота открылись совсем ненадолго, но и этого хватило, чтобы высокие слои атмосферы, в которых двигался сейчас «Ревель», выстудили огромное помещение. Катер в нем казался игрушкой, а люди и вовсе терялись. Терялись в прямом смысле этого слова: ни пилота катера, ни его спутницы в наличии не наблюдалось. Во всяком случае, на первый взгляд.

Второй же немедленно отметил, что группа захвата стоит бронированной стеной, явно заслоняя собой кого-то. Или – что-то. Отто имел несколько сконфуженный вид, Райт был слегка возбуждён и тщательно старался скрыть это под маской невозмутимости. Невозмутимость Эдварда Молбери маской не была.

– А где… – начал было Варфоломей, однако Агата перебила напарника, указывая подбородком куда-то за спины бравой троицы:

– Это было необходимо? – осуждение в ее голосе смешивалось с некоторой долей злого сарказма.

– Необходимо, – в пустоте трюма прокуренный баритон Капитана Неда звучал неестественно гулко. – Спрятать их по-настоящему качественно вы не сможете, надёжно подчистить память – тем более. Это лучший выход, девочка. В том числе и для них. Я-то всё сделал быстро, без боли и страха. От своих нанимателей они такой милости не дождались бы.

– Так вы их… – у закатца глаза лезли на лоб, но тут Агата бесцеремонно подтолкнула его в сторону катера.

– Живей, Платина. Время дорого. До встречи, господа.

Пилот побагровел, насупился – в сочетании с обритой головой и надбровными дугами, увеличенными, как и нос, стараниями уговоренного посапожничать Фила, это выглядело устрашающе, – но ничего не сказал.

Он молчал, когда они пристегивались. Молчал, когда, махнув на прощание рукой, Райт последним покинул трюм. Молчал, когда створки шлюза разошлись в стороны, пустив внутрь ослепительный солнечный свет. Команду на старт он отдал так же молча. И продолжал молчать, когда скорлупка катера, следуя указаниям автопилота, двинулась к месту назначения.