Хрущевская "оттепель" и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин

Нет ответа или он непонятен у соответственно 14,5 и 8% опрошенных. «Кажется, там решалась проблема Берлина», — пытался вспомнить водитель из подмосковного Железнодорожного П.С. Окладников. Не знал, «ради чего СССР вмешался в Корею», художник-оформитель одного из столичных НИИ М.Г. Данилов. «Это было в русле внешней политики СССР», — замечал студент МАИ А.В. Анисимов, не раскрывая своего личного отношения к этому «руслу» и не скрывая своего «недоумения» по поводу отдельных его потоков. Никакого «духа Женевы» в деятельности «квадриги» из Хрущева, Булганина, Молотова и Жукова не заметил офицер В.Я. Самойлов.

Потепление международной атмосферы, названное «духом Женевы», длилось недолго и, наверно, поэтому не очень-то хорошо отложилось в народной памяти. Но какое-то время оно проявлялось и на приеме, устроенном председателем Совета министров для дипломатов и иностранных корреспондентов на правительственной даче в Семеновском, и на переговорах с западногерманским канцлером К. Аденауэром в особняке Морозова на Спиридоновке, завершившихся установлением дипломатических отношений с ФРГ, и на переговорах с финским президентом Ю. Паасикиви, приведших к отказу СССР от военно-морской базы Поркалла-Удд в 20 км от Хельсинки.

Во время переговоров с К. Аденауэром в Москве в сентябре 1955 г. советское руководство сочло возможным пойти навстречу его настоятельной просьбе освободить из заключения и отправить на родину всех тех немецких генералов и офицеров, которые в свое время были осуждены советскими судами за военные преступления. Это способствовало успешному завершению переговоров, но простыми советскими гражданами было встречено неоднозначно.

На вопрос: «Не показалось ли вам чрезмерной уступкой освобождение из заключения и отправка на родину пленных немецких генералов, считавшихся до этого военными преступниками?» 28,5% опрошенных в 1998 г. и 35% опрошенных в 1999 г. ответили, что нет, не показалось. «Мы воспитаны в духе военного благородства», — говорил столичный офицер В.А. Сорин. «Их надо было простить», — соглашалась 3. Г. Сиротина, работавшая в оранжерее совхоза им. Ленина (деревня Слобода Ленинского района Московской области). Никаких отрицательных эмоций не вызвало это у В.А. Зернова, шофера из деревни Синьково в Дмитровском районе: «Преступниками их в общем-то не считал», «Ведь они были такими же солдатами, как и мы, и выполняли приказ главнокомандующего», — полагала работница Московской вышивальной фабрики М.Я. Расторгуева. «Генералы просто выполняли приказы, а наш народ миролюбив и великодушен», — говорила А.И. Аксенова, работавшая на заводе «Вторчермет» в Москве, а жившая в Люберцах. Не считал их военными преступниками инженер-строитель Д.В. Рогачев из села Рогачево в Дмитровском районе, а «злоба на немцев, оставшаяся после войны, уже почти прошла». «Добрым жестом победителей» назвала этот шаг заведующая железнодорожной столовой в Петрозаводске М.А. Гришина. «В конце концов, с немцами мы уже не воевали», — рассуждал геолог из Алма-Аты М.И. Тухтин. «Не вечно же воевать, — рассуждала вулканизатор Останкинского молочного завода 3. Т. Горячева. — Генералы всего лишь исполняли приказы». Не считали их военными преступниками, раз они не были осуждены в Нюрнберге, инженер машиностроительного завода в Ромнах Л.Ю. Бронштейн и бухгалтер из поселка Красково в Люберецком районе И.П. Медведев. Будучи сам военным, Н.Е. Чепрасов из Пензы считал, что «военный любого ранга исполняет долг перед отечеством, государством», а потому и освобождение немецких генералов он посчитал правильным. «Жертвами режима» считал большинство немецких генералов инженер НИИ «Комета» Э.А. Шкуричев. Успев повоевать с немцами, а затем послужить в Германии, стал уважать немецкий народ офицер КГБ в ГДР А.И. Носков.

«Русский человек отходчив, — рассуждала медсестра из железнодорожной больницы в Коломне Т.Ф. Ремезова, — те из фашистов, кто конкретно участвовал в карах, были расстреляны или повешены нашими трибуналами, а отсидевших по 10 лет можно было отпустить». «Их давно надо было отправить на родину», — говорила техник Красногорского оптико-механического завода Р.И. Бакина. Считала, что «немцы уже получили свое и наказание уже понесли» воспитательница из Тулуна К.А. Шарапова. Своими глазами видела работница ЦАГИ в Жуковском, сколько там было сделано пленными немцами, особенно инженерами.

«Зачем они нам нужны?» — спрашивали учительница из подмосковного поселка им. Володарского В.Н. Вавилина и техник завода № 500 в Тушино М.С. Севастьянова. «Зачем их тут держать, кормить?» — вторили им экономист Московского радиозавода «Темп» В.И. Соболь и курсант Чкаловского авиационного летного училища В.С. Безбородов.

Актом гуманизма посчитал этот шаг военнослужащий А.П. Брехов: «10 лет уже отбыли в плену, можно и отпустить, так как люди они пожилые. Не всех же хоронить у нас?» «Нас воспитывали в духе гуманности», — объясняла студентка из Ростова-на-Дону Г.В. Свердлова. «Немцы тоже люди», — говорила учительница О.А. Журавлева в Загорске-6. Все, что было не от войны, а от мира, удовлетворительно воспринимала студентка Московского архитектурного института К.Н. Ненарокова.

Что бы ни делало правительство во внешней политике, новосибирский строитель А. А, Чуркин был с этим согласен, воспринимая все практические шаги советской дипломатии так, как они трактовались средствами массовой информации.

А вот чрезмерной уступкой освобождение немецких генералов показалось соответственно 22 и 39% опрошенных.

«Стране-победителю не следовало так поступать», — полагал железнодорожник из Николаева В.А. Попов. «Они были не в праве этого делать!» — категорически заявляла бухгалтер фабрики им. 1-го мая в Подольском районе Т.Г. Курдина. «Люди были против освобождения генералов», — утверждал студент Московского института геодезии и картографии А.С. Косякин. «В народе было недовольство», — сообщает С.П. Воблов, тогда — шофер артиллерийской академии им. Дзержинского. «Оскорбительным для народа-победителя» посчитала этот шаг работница керамического комбината в городе Железнодорожном Е.А. Клименкова. «Немцы причинили много вреда нашему народу, — напоминала фельдшерица с Реутовской хлопкопрядильной фабрики М.Т. Широкова, — и так легко их отпускать не надо было». Не могла простить немцам смерть своего мужа во время войны Е.П. Артемьева, машинистка завода ЖСК в Казани. «Мы понять не могли, зачем этих убийц надо освобождать из плена, — говорила С.И. Алексеева из подмосковной Немчиновки. — Сколько сирот осталось! У меня в детском саду, где я работала после войны, у детей почти ни у кого отцов не было».

Стыдно было работнице Лыткаринской городской больницы А.С. Клюничевой: «Столько горя нам немцы принесли, а этот шут извивается перед Германией!». «Возмущались, не понимали этого шага», — признает теперь Е.Л. Алексеева из деревни Долгое Ледово в Щелковском районе. Возмущена была заведующая складом завода Главторгмаша в Симферополе Е.Н. Петрушенко: «Все женщины на работе испытывали тоже: «А вдруг мы им генералов отдадим, а они снова нападут?»». «Ни в коем случае нельзя их отпускать!» — полагал А.П. Козюков, прокурор в Плавском районе Тульской области. Отрицательно воспринял этот шаг бывший фронтовик военнослужащий-сверхсрочник В.В. Деев (Москва). Полностью не согласен был другой фронтовик, работник ФИАНа Л.А. Ипатов. Задело как фронтовика (но не очень, «время-то прошло») москвича С.А. Седых. Неправильным посчитали освобождение немецких генералов еще несколько фронтовиков.