Семья мадам Тюссо - Вера Колочкова

— Но это же правда, Оль. Ты и сама это прекрасно знаешь.

— Нет… Я тебя любила, правда. Мне было хорошо с тобой рядом. А потом как-то… Устала я, что ли…

— Да, ты устала, — многозначительно повел он головой в сторону перегородки. — Ты очень устала, потому что я не знаю, как тебе помочь. Не умею, не способен.

И, словно в подтверждение его слов, из-за перегородки раздался механически требовательный тещин голос:

— Оля! Кто пришел? Ты с кем разговариваешь, Оля? Я слышу незнакомый мужской голос! Запри дверь! Не пускай посторонних в квартиру!

— Мама, успокойся, все хорошо! В квартире никого нет! Это я телевизор включила, тебе показалось! — громко, на одной ноте, привычно отрапортовала Ольга. — Скоро обедать будем, подремли пока!

Они помолчали, прислушиваясь к наступившей тишине. Юлиан спросил шепотом:

— На развод сама подашь? Нас ведь быстро разведут, только заявление отнести…

— Да успеется с разводом. Штамп в паспорте меня никак не напрягает. Если только тебе понадобится.

— Нет, мне не понадобится, — торопливо отказался Юлиан, усмехнувшись. — Ну что, я тогда пошел?

— Погоди, пусть дождь кончится. Пойдем на кухню, чаю попьем напоследок. Хотя — какой напоследок, о чем я?.. Ты заходи, мы же не чужие люди, правда? И звони… Пойдем на кухню, только тихо… Правда, у меня к чаю ничего нет…

Чай пили с малиновым вареньем — Ольга хранила его в холодильнике как стратегический запас на случай простуды. Юлиан терпеть не мог домашнего варенья, но аккуратно цеплял переваренные ягоды из своей розетки, отправлял в рот. Ольга сидела замерев, смотрела в свою чашку, будто пыталась разглядеть там что-то, потом подняла голову, спросила:

— Ты мне так и не объяснил толком, откуда он взялся.

— Кто, Оль?

— Я про Марка спрашиваю. Да, я поняла, что на самом деле он известный писатель и ваш какой-то там родственник, но… Где он был все эти годы? Ты никогда раньше о нем не рассказывал… Почему?

— Потому что не мог. Потому что мне очень хотелось о нем забыть. Но если все начинать рассказывать, то это долгая история.

— Не хочешь, не рассказывай. Я вижу, как тебе трудно ее рассказывать.

— Да, мне трудно. Нет, не так. Мне трусливо. Мы с мамой совершили большую подлость по отношению к нему. Такую подлость, о которой лучше забыть, иначе жить нельзя.

— И что, получилось?

— Да… Нам казалось, что мы и впрямь забыли.

— А он взял и появился? И напомнил о подлости?

— Нет, о подлости он не напомнил, но добил меня окончательно своим благородством.

— Ну, знаешь… На тебя не угодишь. Какой-то эгоизм у тебя неправильный, слишком гипертрофированный.

— Ну, о чем ты, Оль?.. Разве у ничтожного человека есть эгоизм?

Ольга не успела ответить — на кухню снова прилетел визгливый голосок из-за перегородки:

— Оля, ты где, опять без дела сидишь? Нельзя все время бездельничать, Оля! Как тебе не стыдно! И когда будет готов обед? Пора обедать!

— Скоро, мам! Через полчаса! Я не бездельничаю, я суп довариваю! — вытянув шею и прикрыв тяжелыми веками глаза, устало прокричала Ольга в раскрытую дверь кухни.

Потом вздохнула, проговорила тихо:

— Повезло вам с Жанной. Даже сами не понимаете, как повезло. Мне бы такого Марка — хоть ненадолго. Но я, наверное, такого счастья не заслужила.

— Я тоже не заслужил, — вяло усмехнулся Юлиан, отправляя в рот очередную ягоду. — Я даже встретиться с Марком не решился, представляешь? Не смог себя заставить. Да и он, я думаю, не очень стремился.

— И все-таки я не понимаю такого благородного поступка, хоть убей. Зачем ему подарок в лице Елены Максимовны?

— Я думаю, он Жанне помочь решил. Он любил ее в детстве, все время возился с ней. И она была к нему привязана. Наверное, это его как-то согревало потом. Когда он… Ну, не важно, в общем.

— Слушай, а я вспомнила… — вдруг отшатнулась Ольга, распахнув глаза, — вспомнила, вспомнила! Давно это было… Кажется, день рождения Елены Максимовны отмечали… Не знаю, почему она тогда со мной разоткровенничалась, как невестка я всегда была не в чести… В общем, она призналась, что всегда любила тебя больше, чем Жанну.

— Да, я это знаю. Так и есть. Но мне от этого вовсе не легче жилось.

— Она еще сказала так странно… Я уж не помню сейчас… Вроде того, что Жанна — это твоя жертва.

— Жанна — моя жертва? Да ну… Ты что-то путаешь…

— Нет, точно, так и сказала! Жанна — твоя жертва! Она ее мучила потому, что назначила виноватой в твоих неудачах! Так и сказала — кто-то же должен быть виноватым, что из Юлика ничего не вышло.

— Оль… Не добивай меня, а? Мне и без того хреново.

— Ладно, не буду. Тем более теперь я не участвую в твоей жизни. Да и раньше не особо участвовала. Странная вы семья, хотя с виду все чинно и благородно было. Но, наверное, у многих так. На людях все хорошо, а внутрь заглянешь и ужаснешься — ой, мама дорогая! И как бедный Марк будет с этим чудовищем Еленой Максимовной жить?

— Не знаю. Он сам так захотел. Хотя Жанна рассказывала, что мама в его присутствии совсем другая… Тихая и задумчивая…

— Ты что, с мамой так и не простился?

— Почему?.. Забежал на минуту, когда Марка не было. Видел его жену. Симпатичная такая, в глазах счастливые искорки.

— Да, мне бы хоть одну такую искорку. А то один пепел остался.

— Оля, обед готов? Подойди ко мне, включи телевизор! И пыль протереть надо, в доме ужасно пыльно! Или ты опять без дела сидишь, бессовестная? — снова заверещала из-за перегородки теща, и Ольга закинула голову назад, простонала утробно:

— Когда это кончится, а? Ну когда?.. Прости меня, господи, грешную и бессовестную дочь.

Потом вздохнула, проговорила устало:

— Ладно, иди… Не поминай лихом. Прости, если обидела чем.

— Что ты, Оль?.. Ничем ты меня не обидела. Это ты меня прости, что был при тебе всего лишь тенью. Но на большее я не способен. Спасибо тебе за все.

Он поднялся из-за стола, чуть не сбив локтем чайную чашку. Глянул на Ольгу с улыбкой, даже сделал попытку подмигнуть:

— Все, я ушел. Не провожай, я дверь захлопну. Ключи на тумбочке в прихожей оставлю. Все.

* * *

За окном что-то бабахнуло, потом еще раз, еще. Не выпуская из рук чашки с чаем, Жанна встала из-за стола, выглянула на улицу, полюбовалась на раскрытый цветок фейерверка в темном небе. Жиденький получился цветок, не ахти. Странно, с какой радости приспичило кому-то фейерверки пускать?

Ах, да! Вспомнила! Сегодня же праздник — День святого Валентина. Вот еще один выстрел… Бах — и снова фейерверк. Этот ничего получился, можно зачесть в проявление чьей-то влюбленной радости.