Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века - Джозеф Брэдли

металлические унитарные патроны; на деле же закупка, распространение и внедрение новых систем продвигались медленно.

Сообщений о задержках с распределением нового оружия более чем достаточно. Хотя в 1865 году Военное министерство заявило, что все пехотные дивизии вооружены винтовками калибра.60, по данным Артиллерийского управления, многие казачьи дивизии все еще продолжали использовать дульнозарядные гладкоствольные мушкеты. Согласно документам британского министерства иностранных дел, в начале 1872 года Военное министерство России заявило, что у армии достаточно винтовок с затвором для ведения войны, а именно 860 000 казнозарядных винтовок[239].

Приведенные числа кажутся впечатляющими, но анализ структуры вооружений заставляет умерить восторг. Из 860 000 казнозарядных устройств современными были только 30 000 винтовок «Бердан № 2», принятых на вооружение в 1870 году. Оснащение армии винтовками «Бердан № 1» и «Бердан № 2» шло постепенно и началось со стрелковых батальонов. Переделка дульнозарядных ружей на системы Карле и Крнки завершилась в 1873 году; тем не менее на всем протяжении 1870-х годов линейные батальоны, местные войска и иррегулярные части все еще были вооружены винтовками Карле и Крнки калибра.60. К 1 января 1877 года винтовками «Бердан № 2» были вооружены гвардейские, гренадерские и все стрелковые батальоны, тогда как все остальные пехотные дивизии использовали винтовки Карле и Крнки. В двух третях армии (32 из 48 пехотных дивизий) винтовками «Бердан № 2» были вооружены лишь стрелковые батальоны – и это притом что снаряжение данными винтовками линейной пехоты предусматривалось еще в начале Русско-турецкой войны. В арсеналах имелось около 230 ООО «берданок», но в пехоту их не передавали. Таким образом, хотя по плану перевооружение всей армии предполагалось завершить к сентябрю 1878 года, осуществили его лишь в 1884 году, а к тому времени «берданки» успели устареть[240].

Задержки поставок нового оружия были бы не столь заметны, если бы в 1877 году не началась война с Турцией. Хотя военный министр, возможно, считал, что по оснащению стрелковым оружием армия готова к войне, это было не так. Возможно, турецкая армия была даже лучше вооружена новым оружием. В 1873 году турецкое правительство заключило контракт с фирмой Providence Tool Company на поставку 600 000 казнозарядных винтовок системы Пибоди-Мартини с металлическими патронами кольцевого воспламенения, подобных тем, которые заказали правительства Швейцарии, Франции и Румынии. Это оружие прошло ряд испытаний в Соединенных Штатах и Европе (включая Россию), но ни одна европейская армия не приняла его на вооружение, пока этого не сделала в 1873 году турецкая армия. Винтовки Пибоди-Мартини дальнобойностью в 1800 ярдов и скорострельностью 30 выстрелов в минуту (у винтовки Бердана – 20 выстрелов в минуту) были мощным оружием. Помимо скорострельных дальнобойных винтовок турки заказали 39 000 магазинных винтовок Генри-Винчестер и первыми использовали эту многозарядную систему в бою[241].

По словам капитана Куропаткина, неудивительно, что российских солдат убивали с расстояния в 2000 ярдов. Дивизии численностью от 10 000 до 12 000 человек быстро сокращались до 4000 человек. Следует отметить, что отмечавшееся превосходство турецких вооружений было связано с тем, что турецкие «Пибоди» часто противостояли русским «Крикам». Американский источник передает рассказ безымянного унтер-офицера Владимирского полка, находившегося в 2000 ярдах от турецкого редута у Плевны, о потере офицеров и деморализации в результате стрельбы противника с дальней дистанции.

Едва мы успели расположиться в винограднике, как турки открыли по нам огонь. Многие из наших людей были ранены еще до того, как был отдан приказ о наступлении… и среди них наш ротный капитан, лежавший среди виноградных лоз. <…> Люди падали повсюду: как в передних рядах, так и в тылах. <…> Когда мы наконец двинулись вперед, пули посыпались на нас градом. <…> Мы прошли не более 50 шагов, и тут офицер моего подразделения получил ранение в грудь. Мы не могли стрелять. Наши винтовки «Крнка» доставали только на 600 ярдов, а турки находились в полутора верстах. Мы почти не приблизились к [турецким] окопам, а наступать было уже некому [Norton 1882: 71][242].

Русские офицеры были хорошо осведомлены о возможностях винтовки Пибоди, и некоторые российские эксперты по стрелковому оружию ставили его выше «Бердана». Тем не менее мемуары о Русско-турецкой войне богаты восхвалениями винтовки Бердана. Наиболее подробное описание принадлежит В. Ф. Аргамакову. В своих мемуарах, изданных в 1911 году, Аргамаков напомнил, что из-за плохой работы экстрактора винтовки системы Крнка «большинство людей считают себя безоружными после первого же залпа», когда им приходится поспешно выбивать гильзы шомполом. «А вот Крнок зачастую преобразовывался в дубину, только стеснявшую человека лишнею ношею. К этому ружью я потерял последние остатки доверия с тех пор, как слышал солдатские ему проклятия и видел справедливую причину этих проклятий». Позже Аргамаков, называвший винтовку Бердана оружием выдающимся, «прекрасным по меткости и замечательным по дальности боя», «жемчужиной» и даже «небесным» оружием, продолжал: «Пронесся слух, что нас снабжают берданками. Дай-то Бог. <…> Берданки не оставляют солдата без ружья, если только она в руках у него, да патроны не растрачены» [Аргамаков 1911, 4: 77; 7: 149, 166, 169, 179].

В опубликованных накануне Русско-турецкой войны результатах крупного отечественного исследования преобразований в российской армии был сделан вывод:

Приняв также [скорострельное] оружие, надобно было не только изменить вооружение, но и согласиться на коренные преобразования в обучении и тактике войск; старые порядки, имевшие за собой славное прошедшее, предстояло вытеснить для других, еще не оправданных боевым опытом [Очерк 1877: 283].

Неспособность русских войск координировать огонь и движение, неправильное расположение при стрельбе, приверженность сомкнутому строю, нежелание считаться с неприступностью вражеских позиций, обороняемых солдатами с казнозарядным оружием, и отсутствие личной инициативы на поле боя привели к катастрофе под Плевной. По оценке Меннинга, Русско-турецкая война продемонстрировала чрезмерную зависимость от скорости передвижения и боевого духа войск и пренебрежение стрелковым боем[243]. Аргамаков резюмировал критику российской тактики:

Почему-то, не додумав до способов применения прекрасного оружия и не попробовав употребления стрелков сообразно их специального назначения, мы обратили наши берданки в простое дубье, с которым вели свои стрелковые бригады и гвардию на штурмы, в надежде сберечь это дубье до рукопашки, где оно себя покажет. <…> Мы забыли, что нельзя отрицать пользы вещи, не понимая способов ее употребления <…> и чисто с петушьей дальновидностью не познали в стрелках наших с их берданками того жемчуга, которым действительно обладали [Аргамаков 1911, 7: 160–161][244].

Бытовало мнение, что

перед лицом возрастающей сложности современного оружия и тактики консервативные командиры отступили морально и умственно к оружию понятного