Супердиверсант Сталина. И один в поле воин - Валерий Большаков

Первомайск Одесской области. 25 июня 1942 года

Три из шоринских пушек дотащил грузовик, прямо по тротуару – проезжая часть была забита подбитыми танками. Четвертую артиллеристы докатили сами.

«Голованыч» подхватил снаряд и лично зарядил орудие. Выстрелили сразу, почти не прицеливаясь, – некогда было. Пушка бабахнула, и разрыв снаряда словно эхом отозвался, свалив фонарь, который объезжали два танка.

Второй бронебойный угодил под башню немецкой «четверке». Броню не пробил, но башню заклинило – танк так и продолжал двигаться, повернув пушку налево, пока не задел стволом тот самый столб. Столб был чугунный.

Выяснить, кто сильнее, не удалось – орудие Гильбурда подбило танк с первого же выстрела.

– Учись, студент! – заорал Гильбурд, весело скаля чумазое лицо.

Голованов лишь кулаком погрозил. На счет «три» его пушка подпрыгнула, выплевывая снаряд, и влепила его в борт «тройке».

На этом удачи кончились, начались неприятности – снаряд, выпущенный танком, разбил крайнее орудие, убив Джафарова.

– Разворачивай, разворачивай!

– П-прямой н-н-наводкой – огонь!

– Три осколочных беглым!

– По танкам – огонь!

– Правее ноль-ноль пять!

– Левее! Четыре снаряда – беглый огонь! Отсекайте пехоту!

– Ханафий! В укрытие!

– Л-лев-вее!

Щит пушки прикрыл от осколков Нафикова и Бурноса.

– Комбатр! Снарядов нет!

– Отходим!

Четыре немецких танка горели, наполняя чадом привокзальную площадь. Из окон вокзала неожиданно застрочил пулемет, но Кричевцов не стал терпеть подобную наглость – снаряд вынес полстены, вместе с пулеметчиком.

Судоплатов видел, как стремительно тают силы его отряда, но сдаваться пока не собирался. Если вместе собрать танки обеих колонн, выйдет полноценный танковый взвод.

– Медведев! Танки – к перрону! Выцеливайте цистерны и вагоны с боеприпасами!

– Есть!

Взревев, партизанские «четверки» выбрались к путям. На перроне суетились фрицы, паля из автоматов и винтовок, некоторые залегли, открывая огонь из пулеметов.

Группа Михаила Кравца закидала их гранатами. Немцы отступили, надеясь на защиту танков, еще не покинувших платформы. «Четверки» и вправду шевелили башнями, выцеливая врага, но не стреляли, явно не разумея, где же он, враг?

Да, были свидетельства, что партизаны используют немецкую форму, немецкую технику, но как прикажете издали рассмотреть, кто свой, а кто нет?

А вот у партизан такие сомнения отсутствовали. Несколько цистерн, затесавшихся между товарных вагонов, привлекли внимание танкистов. Одним снарядом удалось пробить цистерну, расколотив колесную пару и повредив пути, но топливо не загорелось, разливаясь лужей.

Ничего, второе попадание сработало как спичка – бензиновое озеро вспыхнуло, расходясь волной голубого пламени. Тонны бензина, сгорая под следующей цистерной, нагревали ее, словно котелок над костром. И снова потребовалось внешнее воздействие, чтобы навести «порядок» – кто-то из немцев, падая, выдал короткую очередь из пулемета, пробивая цистерну. Брызнула струйка.

В следующую секунду грохнуло так, что все поневоле присели – синтетический бензин разнес цистерну, восклубился тучей огня, а тут и вагон вспыхнул, пошел множественный треск – это рвались патроны. Такую неприятность немцы еще могли стерпеть, но вскоре дощатая обшивка вагона разлетелась в стороны, вышибленная взрывом снаряда.

Огненные клубы, огненные смерчи – полуразрушенный вагон буквально исходил пламенем и раскаленными кусочками колотого металла.

Лопнула вторая цистерна, поднимая к небу грибообразное облако. Танковый взвод выстроился вдоль перрона и начал расстрел немецких танков. Наводчики били в борт, паля как в тире, избегая попаданий в четыре танка, находившихся в голове состава, – их Кричевцов берег для своих «безлошадных».

– Копылов! Пагава! Хватайте своих, забирайте танки! Живо!

Было видно, как далеко за виадуком и за депо, в стороне завода им. 25 октября, собирается внушительная толпа гитлеровцев. За их спинами виднелись «Опели» и башни танков. Правда, в атаку толпа не спешила, хотя их там было не меньше батальона.

– Кричевцов! Отходим!

– Щас, командир! Последний танк остался! Жалко же бросать!

– Живее, живее, давай! Немцы вроде артиллерию подкатывают!

– Щас мы!

Рванул вагон с боеприпасами, вынося крышу и борта. Дробный, прерывистый грохот взрывов наполнил воздух массой осколков и огненных полотнищ, дымных облаков и кружащихся обломков.

И тогда, словно спохватившись, вступили в бой немцы – стали кучно падать мины. Они взрывались на путях, иногда попадая в уже подорванные вагоны, падали на перрон, усеивая стены вокзала ямками и бороздками.

– Уходим!

Четыре уцелевших танка с красными звездами и четыре новых, пока еще с крестами на башнях, покатили вдоль путей, снесли какой-то сарай и вырвались на улицу Революции.

Несколько «Опелей» и два «Ганомага» поспешали следом. От двух колонн осталась одна – машины сворачивали на Одесскую и шли вверх, углубляясь в голтянскую застройку.

* * *

Вечерело, и странная война в городке прервалась до утра. Партизаны устроились в районе между колхозным рынком и заводом им. 25 октября. Находились они на возвышенности, широкие подъезды к месту стоянки хорошо простреливались, а передовые посты давали время основным силам приготовиться к обороне.

Однако ночь прошла на удивление спокойно. Пожары на железнодорожной станции продолжались до полуночи, красное зарево было хорошо видно от заводских цехов, где собирали судовые дизели.

Вокзал отсюда находился совсем близко – километр по прямой, не более, однако ночных атак Судоплатов так и не дождался, чему был рад. Люди вымотались за такой долгий день, им требовался отдых, хотя бы короткий.

Павел прошелся по темному цеху. В разбитые окна светила луна. Было тихо, только от центра города доносились отдельные выстрелы. Что там происходило, Судоплатов не знал, а парни Трошкина еще не вернулись.

Странно, но он был вполне бодр. Наверное, просто втянулся в армейскую жизнь. Да и его выбрыки, когда он заявлял тому же Науму, что он, дескать, не полководец и все это не его, были лукавством.

Да, в этой реальности командование армией было ему внове, но «в прошлой жизни» он окончил-таки военную академию и теоретически был подкован. Ко всему прочему, 1-я партизанская армия – это, можно сказать, большая мангруппа, огромный отряд разведчиков-диверсантов, а не полки солдат, передвижения которых следовало отмечать синими стрелками на штабных картах.