Пир Джона Сатурналла - Лоуренс Норфолк

При этих словах Джона охватило радостное возбуждение. Может, Пир и впрямь принадлежит одному только повару, говорил он себе, склоняясь над сковородами и подносами. Здесь, в кухне, где блюда предстают во всем своем совершенстве. Где келькешоски и конфекты, изготовленные им для «высокого» стола, не имеют изъяна или недостатка. Назад-то возвращаются одни крошки да объедки.

Работая бок о бок со Сковеллом, Джон вынимал заготовленные впрок персики из глиняных банок с сиропом и вытаскивал лущеные грецкие орехи из бочонков с солью, топил масло и разливал в корзинки из ржаного теста. У мастера Сковелла он научился желировать кремы вываркой из телячьих ножек, рыбьих пузырей или оленьего рога, потом разливать в горячем виде в яйцеобразные формочки, а когда застынут, помещать в гнездышки из измельченной лимонной цедры. Приготовляя капустный десерт, он снимал пенки с густых сливок и сворачивал из них на тарелке подобие бутонов цветной капусты, которые потом обрызгивал розовой водой, посыпал сахарной пудрой и мускатом. Вырезал из яблок фигурки зверей и птиц. А настоящих птиц он жарил, мелко рубил и смешивал со взбитыми яичными белками, превращая в воздушные фарши.

Джон варил и бланшировал, медленно кипятил и подогревал. Запекал и сушил, жарил и тушил. Он отваривал вяленую рыбу и крошил мясо копченых сельдей, в то время как в котелках Сковелла дымились старинные соусы: черный чоден, бурый баккенад, кисло-сладкий эгредус, перченый гонсел и камелин. Для хозяйских пиров он вырезал зубцы и фестоны на тестяных корзинках, которые потом заполнял мясной начинкой, окрашенной в родовые цвета титулованных гостей сэра Уильяма. Он возводил дворцы из вафель, выпеченных из взбитого пряного теста, и облицовывал стены тонкими сахарными пластинками. По случаю визита епископа Каррборо они соорудили собор.

— Подсыпь чуток соли в сироп, — велел Сковелл, склоняясь над жаровней в своей комнате; в котелке лениво ходила густая золотистая жидкость. — Только медленно.

— Она испортит сахар, — возразил Джон.

Но Сковелл помотал головой. На следующий день они извлекли из котелка застывшую прозрачную корку, и Джон отколол от нее острый кусочек.

— Соль, — сказал он, когда хрусткая пластинка скользнула по языку.

Но мало-помалу во рту разлилась сладость, и в горло потекли медвяные соки. Мальчик недоуменно взглянул на Сковелла.

— Соль остается на поверхности, — пояснил главный повар. — Сироп опускается. — Он улыбнулся. — Терпение, помнишь? А теперь займемся глазурью…

Задания множились. Задания, больше походившие на загадки. Загадки, больше походившие на испытания. Но каждый день вносил что-то новое в копилку его знаний. С течением времени Джон стал чувствовать себя в кухнях полновластным хозяином. Сковелл прав, думал он к пятому году своей работы в усадьбе. Пир действительно принадлежит повару.

— Кем был Тантал? — спросил главный повар у Джона той весной. — Поваром или царем? Какое блюдо ты приготовил бы для него?

Еще одна загадка, подумал Джон. Но теперь он знал ответ.

— Никакое, мастер Сковелл. Пир принадлежит…

— Повару, все верно, — перебил Сковелл. — Но подумай вот о чем. Даже царь Тантал служил своему господину, чьи желания были для него законом. — Мужчина указал взглядом на сводчатый потолок. — В точности как мы с тобой, Джон.

Загадка приняла новый поворот, понял Джон. Но какому же господину служат они? Сэр Уильям никогда не спускался в кухни. Как и его дочь, разумеется.

Джон вообразил царя в пруду и царские сокровища, плавающие вокруг него: сверкающую корону, рубиновый перстень, горсть золотых монет. Несъедобные богатства Тантала станут отменными кондитерскими изысками. Корона из сладкого теста и кремов, выдавленных затейливыми завитками. Перстень из жженого сахара, украшенный глазированной вишней. Монеты, отчеканенные из теста, запеченного до золотого блеска. Все это плавает в пруду из бледно-янтарного желе. Тантал заглянет в глубины столь прозрачные, что проникнет взором до самого дна.

Такой вот замысел намеревался воплотить Джон, когда взялся за дело, когда усердно трудился и когда доверил Симеону Парфитту последить за своим творением…

Теперь он уныло созерцал сажу…

— Почему бы Танталу не пожрать просто вареной говядины? — спросил Филип, отодвигая в сторону кожаный полог в дверном проеме, ведущем в подсобную. — Отличное блюдо. И для него не требуется голова мадейрского сахара…

— Что, совсем разучились стряпать? — раздался гундосый голос; Филип и Джон подняли глаза.

Землистое лицо обрамлял шлем черных волос. Под носом темнел густой пушок, уже и до настоящих усов недалеко. Уголки ухмылки лезли вверх, к черным кустистым бровям.

— Мы хотя бы что-то умели для начала, — отпарировал Филип.

Но Коук не сводил глаз с Джона:

— Опять бежим колдовать со Сковеллом, да? — Его физиономия раскраснелась и лоснилась от кухонного жара. — Вместе мешать в своих котелках, да, ведьмачок?

Джон шагнул вперед, но Филип быстро встал между ними. Коук с презрительной усмешкой прошел в кухню, толкнув обоих плечом. Джон взвесил в руке ковш и нахмурился.

— Да плюнь на него, — посоветовал Филип, потом постучал по ковшу костяшками пальцев. — Ты вот о чем думай. И о том, что скажешь мистеру Пейлвику…

Джон кивнул. Друг прав, конечно. На самом деле после той давней ссоры — а возможно, и до нее — Филип почти всегда был прав. Сахарный сироп, думал Джон, входя в подсобную. Загущенный вываркой из оленьего рога. Или из телячьих ножек для кристальной прозрачности. Съедобные сокровища в глубине…

Рано или поздно он изготовит это блюдо, не сомневался Джон. Как Симеон Парфитт рано или поздно научится следить за котелками. Он уговорит свое творение воплотиться, даже если для этого потребуется сжечь сотню медных ковшей.

Он очищал сахарные сиропы и разливал по ковшам. Замешивал тесто разных сортов и выпекал в самой медленной из печей Вэниана. Вываривал желатин из телячьих ножек и готовил глазурь. Наконец он залил прозрачную смесь в тестяную корзину, где покоились «сокровища». Сутки в самой холодной кладовой Генри Пейлвика — и Джон с готовым блюдом отправился в комнату Сковелла. Главный повар поднес поближе свечу, и оба пристально всмотрелись.

В глубине мерцали леденцы, похожие на драгоценности. Корона лежала на боку среди россыпи золотых монет. Сковелл постучал ногтем по глазурной корке, потом отломил кусочек теста и принялся жевать.

— Это пруд, мастер Сковелл, — пояснил Джон. — В нем царские сокровища превратились в сладости. Теперь он может поесть…

— Я понял, — перебил Сковелл. — Вода очень прозрачная. Глазурь тоже. Как ты этого добился?

Джон задумчиво поджал губы. По правде говоря, он сам не понимал, каким образом мадейрский сахар вместе со всеми заправками в конце концов распустился и желировался столь удачно, — единственно мог сказать, что в ходе готовки лишь самый медленный жар обволакивал варочную посуду, отравляя недра пруда темнотой. А чтобы получить такую глазурную корку, он медленно водил раскаленным утюгом над самой поверхностью.