Стеклянный отель - Эмили Сент-Джон Мандел

– Люди могут поверить во все что угодно, – возразил он. – Само по себе заблуждение денег не приносит. Если уж говорить о массовых заблуждениях, у меня есть куча знакомых, которые разбогатели на субстандартных ипотечных кредитах.

– Вас можно назвать олицетворением эпохи, вы так не считаете?

– Вы немного жестоки со мной, Джули. Не я вызвал глобальный кризис. Я и сам стал жертвой экономического коллапса, как все остальные. Когда обанкротился Lehman Brothers, я уже понимал, что долго не протяну.

– Я бы хотела поговорить с вами об Элле Касперски, – сказала Фримен.

– Не самая приятная для меня личность.

– Вы помните, как с ней познакомились?

Он встретил Касперски в 1999 году в отеле «Кайетт». Поездка не задалась с самого начала. Сюзанна уже была больна и осталась дома в Нью-Йорке, и когда он добрался до отеля, то почти сожалел, что вообще уехал, и подумывал вернуться раньше. Но ему были нужны новые инвесторы, поэтому каждый месяц, когда он уезжал из Нью-Йорка, он проводил неделю в поисках в гостиных и барах отелей. Отель «Кайетт» ему нравился особенно сильно, ведь сам факт того, что он им владеет, придавал ему убедительности: разговаривать с хозяином здания, в котором находишься, – совсем другой уровень. Нельзя сказать, что он участвовал в управлении отелем, но это и неважно.

Когда он спустился вниз на второй вечер в отеле «Кайетт», там сидела Элла Касперски – элегантная женщина средних лет, она пила виски и смотрела на поблескивающую в сумерках бухту за стеклом, в котором отражалось лобби. Алкайтис расположился рядом и кивнул, когда она посмотрела на него. О чем они разговаривали? Об Италии, если он правильно помнит. Она коллекционировала предметы искусства. Она нигде не работала. Она путешествовала, изучала языки, посещала аукционы и художественные ярмарки. Она недавно вернулась из Рима, где три месяца учила итальянский язык, поэтому они завели беседу о прелестях Италии, а потом зашел разговор о его работе. Она заинтересовалась. Тут же выяснилось, что у нее были свободные средства для инвестиций; ее отец умер пару месяцев назад и завещал почти все состояние семейному благотворительному фонду, а Элла участвовала в принятии инвестиционных решений.

– Расскажите о вашей инвестиционной стратегии, – попросила она.

Он посвятил ее в некоторые детали. Он рассказал, что использует стратегию синтетического фьючерса: покупает набор акций вместе с опционными контрактами и позже продает эти акции по фиксированной цене, чтобы минимизировать риски. При покупке он отслеживает колебания на рынке, сказал он, и иногда уходит с рынка, чтобы инвестировать деньги клиентов в правительственные ценные бумаги, казначейские векселя США и прочее, а затем выбирает подходящий момент и возвращается на рынок. На вид она внимательно его слушала, но выпила уже три стакана, и ему бы даже в голову не пришло, что она запомнила каждое слово. Спустя несколько недель в его офис в Нью-Йорке пришло письмо. Она изучила его стратегию и методы трейдинга. Она проанализировала показатели фонда, которым он управлял. Она поговорила с двумя экспертами в области инвестиционной стратегии, которую он использовал, и ни один из них не смог объяснить, каким образом прибыль Алкайтиса оставалась такой высокой и неизменной; она слышала о двух взаимных фондах с подобной стратегией, но их прибыль была куда менее стабильной. Она не могла понять, как он мог продавать акции в таком количестве, не влияя при этом на рыночные цены. Судя по его прибыли, у него был дар предсказания, когда именно рынок пойдет на спад. «Я не хочу сказать, – говорилось в письме, – что абсолютно не допускаю возможности существования загадок во вселенной или людей с необычайным талантом предсказывать динамику на рынках, но все же замечу, что для вашей торговой стратегии в тех масштабах, которые вы описываете, понадобилось бы больше пут-опционов OEX, чем на всей Чикагской бирже опционов». Возможно, по-человечески он бы мог понять ее ужас, когда она изучила вопрос и выяснила, что фонд ее семьи – на случай, если она не упомянула об этом в «Кайетт»: он финансировал исследования рака толстой кишки, от которого десять лет назад умерла ее мать, – вложил значительные средства в фонд Алкайтиса. «Разумеется, – писала она, – я довела это до сведения директора фонда, он разделил мои опасения и немедленно направил вам запрос на снятие средств. Катастрофы удалось избежать, но я содрогаюсь от мысли, что фонд моей семьи был на грани краха. Страшно даже подумать, под какой угрозой оказалось наследие моих родителей». Она взяла на себя смелость направить копию письма комиссии по ценным бумагам.

Алкайтис позвонил в офис Энрико. Было занятно наблюдать за Энрико, пока он читал письмо Касперски; он не изменился в лице, но его руки немного затряслись. Он вздохнул и вернул ему письмо.

– Она не сможет ничего доказать, – сказал Энрико. – Тут просто домыслы и спекуляции.

– Она отправила письмо в КЦБ. Они могут к нам заявиться в любой момент.

– Будем решать проблемы по мере их поступления, босс.

Гораздо позже, когда Алкайтис провел несколько лет своей новой жизни в ФИУ «Флоренс Медиум 1», он задавался вопросом: почему Энрико не ушел тогда, зимой 1999 года, когда Элла Касперски раскрыла обман?

Как бы то ни было, в версии событий, которую он излагает Джули Фримен в интервью в стенах тюрьмы, он не стал никому показывать письмо Касперски.

– Что произошло потом? – спросила Фримен.

– Мы получили письмо от КЦБ. Они начали расследование.

– Почему они вас не раскусили?

– Даже не знаю, честно говоря. Проявили некомпетентность, или им было наплевать, или и то и другое. Я думал, они нас выведут на чистую воду. Хватило бы одного звонка. Буквально один телефонный звонок – и они бы убедились, что на самом деле не было никаких сделок.

– «Нас» – вы имеете в виду, вас и ваших сотрудников?

– Что?

– Вы сказали: «Я думал, они нас выведут на чистую воду».

– Я оговорился. Я хотел сказать, меня.

– Ясно. Наверное, вы испытали приятный шок, когда они закрыли расследование и оставили вас в покое.

– Да уж, весьма.

– Вы с ней виделись после этого?

– С Касперски? Нет.

Они виделись, но ему было не слишком приятно вспоминать тот вечер. Они с Сюзанной ужинали в своем любимом ресторане Le Veau d’Or. Вернее, он ужинал. Сюзанна только прихлебывала куриный бульон. Они только что были у онколога и, казалось, вошли в тоннель, уводивший во тьму. Они на полной скорости неслись во мрак. Алкайтис пытался поддерживать разговор, но перед Сюзанной открылся другой тоннель, еще темнее; она отвечала односложно, и он уже предвидел, как пропасть между ними будет расти, как Сюзанна будет все стремительнее отдаляться от него. Он думал, что уже ничто не способно испортить им вечер, но даже самый ужасный вечер всегда может стать еще хуже. За одним из столиков послышался звон стекла, и когда он обернулся, то увидел Эллу Касперски. Она ужинала в одиночестве. Официант уронил бокал, и он разбился о тарелку для хлеба.