Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки - Геннадий Александрович Есаков

права, его едва ли можно счесть убедительным, на что обращалось внимание в литературе.[648] Спорный сам по себе в плане соответствия наличным возможностям судебного процесса, он выглядит ещё более дефектным с позиций абстрактных правовых принципов, по которым если «правосудие требует доказывания факта, то трудность, возникающая при этом, не является основанием для отказа от такой попытки»,[649] а интересы индивида в уголовно-правовой сфере не должны приноситься в жертву интересам сообщества без достаточных на то оснований, каковых, соответственно, нет и не может быть в данной ситуации, связанной с решением центрального вопроса о реальной личной виновности человека в субъективном плане.

В преодоление остиновского взгляда Оливер У. Холмс-мл. предложил иное, также достаточно широко известное обоснование максимы ignorantia juris. Согласно его позиции, «каждый с необходимостью чувствует, что незнание права никогда не может быть допущено как обстоятельство, исключающее виновность, даже если факт (неосведомлённости о законе. – Г.Е.) мог бы быть с очевидностью доказан в каждом деле».[650] Обосновывается данный тезис им следующим образом:

«Политика общества жертвует индивидом для общего блага. Желательно, чтобы бремя для всех было равным, но ещё более желательно положить конец таким преступлениям, как грабёж и тяжкое убийство. Несомненно, истинно то, что существует множество ситуаций, в которых преступник не мог знать, что им нарушается право, но признать это как всеобщее извинение было бы поощрением незнания, в то время как законодатель решил заставить людей знать и подчиняться; справедливость же по отношению к индивиду обоснованно перевешивается более значимыми интересами на другой чаше весов».[651]

В своей сущности изложенная точка зрения является отражением легальной философии либерального позитивизма, исповедовавшейся Оливером У. Холмсом-мл. Согласно последней, человек, не достигающий стандартов сообщества, может быть «принесён ему в жертву»,[652] а право, должное быть отделённым от морали, не зависит от моральных суждений индивидов о нём. При этом чтобы познать право, не просто необходимо, но и достаточно ознакомиться с его содержанием, а становление правопорядка, соответственно, зависит от правовой просвещённости населения. Как следствие, человек, ссылающийся на свою неосведомлённость, хотя и может быть морально непорицаем, не вправе, тем не менее, рассчитывать на какое-либо снисхождение со стороны общества.

Бесспорно изысканная теоретичность такого подхода и предопределила то обстоятельство, что он остался лишь теорией, несовместимой, кроме того, с краеугольным принципом современного цивилизованного сообщества, согласно которому «человек… существует как цель сама по себе, а не только как средство для любого применения со стороны той или другой воли».[653] Да и вряд ли возможно рассматривать в качестве цели уголовного права в данном случае стимулирование знания о правовых предписаниях, поскольку это, в конечном счёте, подразумевало бы релевантность знания уголовного закона для целей наступления уголовной ответственности, т. е. противоречило бы исходному тезису о нерелевантности такого знания.[654]

К двум изложенным теоретическим позициям тесно примыкает третья, в силу которой благосостояние общества требует надлежащего отправления правосудия; допущение же релевантности юридической ошибки сделало бы достижение такой цели невозможной задачей.[655] Собственно говоря, возражения, применимые и к остиновскому, и к холмсовскому построениям, приложимы и в данном случае, являющемся в какой-то мере объединением этих двух взглядов.

Наиболее же серьёзную разработку учение о нерелевантности error juris в новых условиях жизни общества получило у Джерома Холла. Согласно его точке зрения, максима ignorantia juris покоится на двух основаниях, в своём единстве «требуемых для поддержания правовой системы».[656]

Первым из них является принцип законности, применение которого к учению о юридической ошибке таково. Если допустить релевантность даваемой человеком интерпретации права (ошибочно ли воспринимаемого либо же незнаемого в целом), то это «подразумевало бы, что значение права определяется не объективно, но тем, что индивид понимает под ним».[657] Однако «правовой порядок подразумевает отвержение такой возможности», противопоставляя «объективное – субъективному, судебный процесс – индивидуальному мнению, официальное – обывательскому и авторитетные суждениям о том, что есть право – неавторитетным».[658]

Вторым основанием, по мнению Джерома Холла, является то, что «нормы уголовного права включают и отражают определённые базисные моральные принципы» и «признать незнание права как основание защиты противоречило бы этим ценностям».[659] Далее он продолжает, обосновывая объективный подход к оценке преступного поведения:

«Суждения-ценности, заключённые в уголовном праве, подразумевают, что всякое поведение, которое попадает в его орбиту, как бы оно ни было мотивировано, является дурным.

… В сумме, mens rea включает скорее объективные, чем субъективные оценки; но постольку, поскольку нормальные лица в любой данной культуре имеют общие позиции по отношению к элементарным интересам, защищаемым уголовным правом, то справедлив вывод о том, что совершающий объективно дурной акт обычно знает о том, что его поведение является аморальным».[660]

При всей внешней фундированности концепции, выдвинутой Джеромом Холлом, она едва ли разрешает все вопросы, связанные с максимой ignorantia juris.

Так, во втором основании, приводимом Джеромом Холлом, слишком большое значение придаётся объективной оценке отражённых в законодательстве базисных этических принципов, в то время как в праве (а в уголовном особенно) преимущественно должна оцениваться субъективная моральная составляющая содеянного. Поясняя эту мысль, можно сказать, что хотя вполне справедлива мысль Джерома Холла, по которой признание релевантности error juris означало бы противоречие воплощённым в праве объективным исходным этическим ценностям (в данном случае – тезису о моральной упречности преступления уголовного запрета), но справедлива она лишь в том случае, если считать такие ценности самодостаточным базисом для осуждения человека несмотря на то, что им морально невиновно были нарушены границы запрещённого. В конечном счёте, решение поставленного вопроса зависит от выбора основы уголовного наказания: если рассматривать объективные моральные ценности, заключённые в уголовном праве, как предопределяющие то, что любое поведение, противоречащее им, автоматически и неопровержимо становится преступным, т. е. судить человека с объективных позиций «установленных этических суждений сообщества»[661], тогда безусловная нерелевантность юридической ошибки очевидна. Если же рассматривать содеянное с субъективных позиций, тогда лишь знаемое и, следовательно, морально виновное преступление через объективные этические ценности оправдывает наказание индивида и с необходимостью предопределяет частичную релевантность error juris. И, как результат изложенного, сфера такой релевантности изначально и исходно ограничена ситуациями, в которых криминализировано поведение, являющееся морально безупречным вне аспекта его запрещённости уголовным законом, поскольку лишь здесь объективные этические ценности, заключённые в последнем, могут разойтись с субъективными представлениями о правом и неправом. В конечном счёте, к этому приходит и Джером Холл, допускающий de facto релевантность юридической ошибки в приложении к незначительным преступлениям, где, по его мнению, знание о запрещённости поведения является сущностным условием аморальности последнего