Россия: народ и империя - Джеффри Хоскинг

В таких обществах отпрыски дворянских семей встречались с сыновьями купцов, священников и рядовых горожан. Молодых людей объединяло то, что они готовились к служению государству или церкви, образовывая нечто вроде бессословной общины начинающих интеллигентов. Они обсуждали христианство, атеизм и деизм, идеи Просветительства и, как их результат, Французскую революцию. В это время стал выходить первый ежемесячный толстый журнал, «Вестник Европы», в котором поэзия, драма и проза соседствовали с книжными обозрениями и серьезными статьями по истории, литературе, философии, религии и науке, представлявшими прекрасную пищу для дебатов. Студенты читали и обсуждали последние произведения российских и зарубежных авторов, включая и запрещенные, которые переходили из рук в руки. Узнавали о таких трудах как через личные связи (например, отец молодого Николая Тургенева являлся близким другом Новикова), так и через общих знакомых. Университетские власти либо не знали о том, что происходит, либо закрывали на это глаза, чтобы не прибегать к помощи полиции.

Наполеоновские войны еще более изменили мировоззрение молодого поколения. Победа родины и личный опыт от пребывания за границей стали решающим элементом образования молодежи: они в огромной степени обострили осознание того, что значит быть русским, и способствовали укреплению товарищества тех, кто вместе прошел испытания и опасности. «Связи, сплетенные на биваках, на поле битвы, при делении одинаковых трудов и опасностей, бывают сильнее и живее», — говорил на следствии декабрист Сергей Трубецкой.

Узы боевого товарищества скрепляло и общее понимание того, что объединяло союзников и противников и чего недоставало России: народных патриотических движений и представительных институтов. Как свидетельствовал позднее Николай Бестужев: «Бытность моя в Голландии 1815 года в продолжение пяти месяцев, когда там устанавливалось конституционное правление, дала мне первое понятие о пользе законов и прав гражданских; после того двукратное посещение Франции, вояж в Англию и Испанию утвердили сей образ мыслей».

Может быть, еще более важным было то, что война расширила потенциальную социальную базу русского патриотизма. Впервые дворяне ощутили общность своей судьбы с судьбой крепостных. Иван Якушкин, молодой смоленский помещик, сражавшийся под Бородино в составе Семеновского гвардейского полка, отметил, что крестьяне способны проявлять патриотизм независимо от приказов сверху: «Война 1812 года пробудила народ русский к жизни… Все распоряжения и усилия правительства были бы недостаточны, чтобы изгнать вторгнувшихся в Россию галлов и с ними двунадесять языцы, если бы народ по-прежнему остался в оцепенении. Не по распоряжению начальства жители при приближении французов удалялись в леса и болота, оставляя жилища на сожжение».

Тем не менее после войны эти же самые крестьяне, изгнавшие Наполеона и спасшие родину, снова оказались под ярмом крепостного права. Некоторые добровольцами вступили в ополчение, надеясь, что служба Отечеству принесет освобождение от рабства. «Первыми стали жаловаться солдаты, вернувшиеся домой», — как сказал потом на следствии Николаю I декабрист Александр Бестужев. «Мы проливали кровь, — говорили они, — а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили родину от тирана, а нас опять тиранят господа».

Опыт войны и западноевропейской жизни не только усилил русский патриотизм, но и позволил сформулировать для него новую, более широкую основу в форме нации граждан, свободных от рабства и содействующих через своих свободно избранных представителей созданию законов, которые управляли бы этой нацией.

Молодые армейские офицеры, желавшие видеть русскую нацию именно такой, имели основания полагать, что могут рассчитывать на поддержку императора. В конце концов, именно сам император поддерживал подобные предложения в первые годы царствования. Некоторые хотели открыто обратиться к нему, но затем — под влиянием масонства и антинаполеоновских движений в Европе — все сошлись на мнении, что наилучшим средством достижения цели станет секретное общество. Вскоре группа высокопоставленных офицеров создала «Союз спасения», позже переименованный в «Общество истинных и верных сынов Отечества».

Так возникла первая организация «декабристов». В некотором смысле можно считать неудачным, что они вошли в историю под этим именем, так как это имя направляет внимание на их буйный и бесславный конец, словно именно такое направление имела вся их созидательная деятельность. Это далеко не так — вначале их скромное, благородное патриотическое движение не содержало и намека на столь позорный исход.

Первоначально концепция, предложенная «Союзу спасения», ограничивалась заявлением о сопротивлении немецкому влиянию на государственной службе, но «Союз» вскоре поставил другую, более широкую, но весьма расплывчатую цель — добиваться «блага России». На ранней стадии создания все члены общества решили, что для достижения цели необходимо отменить крепостное право и превратить самодержавие в конституционную монархию. Как именно это сделать, решено не было, но, похоже, все сошлись на том, что при следующей смене императора следует отказаться приносить присягу на верность, пока новый монарх не поклянется даровать стране конституцию. Членами «Союза» были несколько гвардейских офицеров, и подобная тактика вполне укладывалась в рамки вековой традиции гвардейского влияния на процесс престолонаследия: предполагалось, следующая попытка будет более мирной и порядочной, чем предыдущие.

Организационно «Союз» строился по образцу масонских лож. Тщательный подбор членов с особым учетом моральных качеств: степени посвященности, через которые должен пройти каждый новый рекрут, использование личных связей для получения доступа к высоким постам и продвижение через них к цели общества — приемы, характерные для масонов, были адаптированы заговорщиками для достижения далеко идущих целей. Некоторые члены «Союза» также являлись членами масонских лож, хотя ни одна из них, похоже, не вступила в тайное общество.

С самого начала «Союз спасения» был сознательно националистической ассоциацией, исключив из своего состава иностранцев и стараясь ослабить их влияние внутри Российского государства. Члены «Союза» изменили и свое отношение к Александру, прежде всего потому, что почувствовали изменение его политики в пользу реакции. Как язвительно комментировал Александр Муравьев: «Польша получила конституцию, а Россия, в награду за 1812 год, получила военные поселения!» Кое-кто даже подозревал, что Александр примеряет себя к роли императора Европы. Как явствует из замечания Муравьева, дарование конституции Польше было воспринято не как шаг к введению конституционного правления во всей империи, а как оскорбление, и вызвало волну уязвленного патриотизма. Тогда же появившиеся слухи о намерении императора вернуть Польше восточные провинции, аннексированные Россией во время разделов XVIII века, даже спровоцировали первые мысли о цареубийстве.

Конечно, тайные общества имеют неизбежные ограничения, когда дело доходит до воздействия на общественное мнение, и членам «Союза» не потребовалось много времени, чтобы почувствовать — их modus operandi лишает их желаемой широты влияния. Кроме того, общество начало раскалываться, и это имело самые роковые последствия. «Европа» не представляла собой монолитного образования и предлагала как несколько потенциальных моделей национального государства, так и разнообразные средства их создания. Меньшинство членов общества, руководимое Павлом Пестелем, адъютантом главнокомандующего русской армией, князя Витгенштейна, приняло якобинскую точку зрения: унитарное государство, без этнического деления, цель достигается захватом власти (при необходимости включая цареубийство) и установлением диктаторского переходного режима. Большинство склонялось к англо-американскому варианту: постепенность и умеренность действий, ставка на народное образование и расширение влияния политических деятелей, а не восстание, цель — федеративное государство, возглавляемое конституционным монархом.