Россия: народ и империя - Джеффри Хоскинг

Таким образом, то, что начиналось как попытка постепенного сдержанного введения некоторых институтов гражданского общества, закончилось неподготовленным и преждевременным восстанием. В стремлении по-настоящему послужить народу декабристы столкнулись с государством, требовавшим эту службу от них. То была подлинная трагедия, ведь многие уже готовы были принять те высшие в обществе изменения, которые были предусмотрены умеренными членами тайного общества, но только не ценой неповиновения и восстания. Такое отношение характерно, например, для Пушкина. Перспектива насилия заставила многих членов «Северного общества» выйти из него в последние годы, и таким образом общество попало под влияние хаотичной, но решительной группировки Рылеева. Когда дело дошло до кризиса, группа не получила ту поддержку, на которую рассчитывала.

Фиаско 25 декабря 1825 года сыграло решающую роль в провале усилий по строительству гражданского общества в России.

Паря в некоем безвоздушном пространстве между империей и народом, декабристы черпали свое мировоззрение из культуры, распространенной империей, но не смогли создать для него поклонников ни из народа, ни из властей.

Именно тогда, после столь сокрушительного поражения, стремление аристократической России к гражданскому обществу лишилось побудительной силы. В правление Николая I недовольные дворяне присоединялись к представителям других общественных сословий, а их общим отпрыском стало первое поколение российской интеллигенции, совершенно новый слой, создавший собственную концепцию национального Российского государства. Разрыв между элитой и народом дополнился новым, не менее роковым разрывом между режимом и значительной частью элиты.

В романе современного русского сатирика Владимира Войновича рассказывается о неуклюжем и нескладном красноармейце, рядовом Иване Чонкине, накануне Второй мировой войны направленном в отдаленную деревню для охраны потерпевшего аварию самолета. С началом войны власти совершенно забывают о солдате. Со временем Чонкин сходится с одной из местных женщин, помогает работать на огороде, чинит протекающую крышу и постепенно превращается в крестьянина. Чонкин перестает быть плохим солдатом и становится образцовым земледельцем.

Рассказ об Иване Чонкине можно считать чем-то вроде притчи о положении русского народа как в царской, так и в советской империи. Государство отрывает людей от земли и бросает в имперские институты, совершенно чуждые их природе. Проблема адаптации осложняется недостатком ресурсов, выделяемых государством для исполнения требуемой работы. Люди отвечают тем, что пытаются смягчить эти институты, пользуясь собственным оружием — родственными связями, взаимопомощью, неформальными отношениями, чтобы превратить официальные структуры в неофициальные ассоциации, в которых они чувствуют себя комфортно и которые позволяют жить своей жизнью даже в нелепых обстоятельствах, навязанных государством. Таким образом, этнос постоянно угрожает поглотить империю. Гражданские чиновники борются с этой тенденцией, но судя по унылому, горькому тону их докладов, и сами понимают, что терпят поражение.

И все же имперские институты по-своему работали. Наиболее яркий пример — армия. При всех недостатках управления и недофинансировании на протяжении последних трех столетий — с небольшими перерывами — армия оставалась самой эффективной в Европе, и не только из-за своей численности. Как объяснить подобный парадокс?

Главное нововведение Петра Великого — создание армии, рекрутируемой и финансируемой непосредственно государством. В ней солдаты, в подавляющем большинстве бывшие крестьяне, служили пожизненно, оторванные от дома, семьи и деревни. Столь жестокое разлучение служило единой цели: отучить рекрута от сельской жизни, далекой от военной рутины, и от местного землевладельца, с которым крестьянин был связан старыми феодальными узами. В армии крестьянину предстояло стать профессиональным солдатом, посвятившим себя службе царю и империи.

За время правления Петра было проведено 53 набора и призвано около 300 тысяч человек. Из-за потерь в боях и дезертирства общая численность армии, вероятно, не превышала 200 тысяч человек. По стандартам того времени это была довольно большая армия, и на протяжении XVIII века она постоянно увеличивалась. В Семилетнюю войну (1756–1763) только за пять лет было призвано 200 тысяч человек. К тому времени численность российской армии достигала 300 тысяч, чуть меньше, чем во французской, самой большой в Европе, а к 1800 году подходила к 450 тысячам, на 25 % больше любой другой армии Европы.

И тем не менее, даже такая огромная армия с трудом справлялась с возложенными на нее обязанностями. Границы, которые приходилось защищать, были в несколько раз больше рубежей любой другой европейской державы, а соседи России — Швеция, Польша, Османская империя и Персия — являлись действительными или потенциальными врагами. До 1770-х годов около четверти российской военной мощи размещалось в открытых южных степях на случай возможных набегов крымских татар. К тому же почти все время сохранялась опасность внутренних неурядиц со стороны казаков, башкир, кавказских мусульман или крестьян (и это только самые очевидные опасности). Разместить армию таким образом, чтобы адекватно реагировать на все угрозы, было невозможно, вот почему все усилия русских военных и старания дипломатов направлялись на предвидение проблем, переговоры и урегулирование разногласий.

Большую часть XVIII века государственные финансы находились в столь шатком состоянии, что воплотить в жизнь идеал Петра — полностью оснастить армию за счет казны — не представлялось возможным. Недостаточное обеспечение являлось постоянной проблемой. Например, в 1729 году инспектор обнаружил, что каргопольские гусары уже три года не получают сапог, рубашек и рейтузов, а то, что получают, часто бывает низкого качества. Нехватка фуража приводила к тому, что кавалеристам приходилось идти в бой на некормленых конях, которые падали в ходе сражения. В 1757 году дела обстояли столь плохо, что генерал Петр Шувалов отдал такой приказ: «В случае недостатка настоящих мушкетов выдать им (рекрутам) деревянные».

А ведь Россия находилась в состоянии войны! Кстати, Чонкин — не такая уж вымышленная фигура: в 1788 году трех солдат, принимавших участие в осаде Очакова, поставили охранять какие-то склады и просто забыли о них. Прошло больше года, прежде чем обнаружили этих солдат, «страдающих от крайней нужды» и с испорченным из-за дырявой крыши государственным имуществом.

Невыплата жалованья и плохое питание являлись главными причинами дезертирства, порой принимавшего такие масштабы, что это не только угрожало эффективности армии, но и серьезно сказывалось на ее численности. Положение усугублялось жестоким и бесчеловечным обращением офицеров с солдатами. Сержанты, занимавшиеся набором, иногда привозили новобранцев в цепях, а то и бросали их в тюрьму, дожидаясь, пока полк сможет принять пополнение. Число дезертиров увеличивалось из года в год, но особенно высоким оказалось в первые после петровской реформы годы, когда из новых отрядов убегало до трети рекрутов. Для борьбы с этим явлением и для облегчения поимки беглецов одно время Петр I даже приказал клеймить новобранцев. Позднее решили выбривать им часть головы над лбом.