Песнь песков - Брижит Обер

Треск радиотелефона прервал его мысли.

— Да, — раздраженно пролаял он.

— Все в порядке, — произнес голос. — Горза забрал меня в условленном месте.

Значит, Нея действительно мертва.

— Хорошо, — ответил он. — Встретимся в Оссуарии. Соединение прервалось. Прекрасный агент. Энергичный. Быстрый. Которому удалось устранить Нею.

Черт возьми! Нея!

Он хлопнул ладонью по рулю. Но как мог он позволить дышать человеку, который отнял жизнь у единственного любимого им существа, даже если этот человек действовал по его приказу?

Надо взять себя в руки. Он соединился с базой, отдал несколько коротких и точных, как всегда, приказаний.

Реза был прагматичен, предприимчив и энергичен. Военачальник высокого полета. Ястреб, как говорили в США. Ястреб, лишенный малейшей чувствительности. Нея решила встать у него на пути, тем хуже для нее.

Когда перед глазами появилось место, куда он направлялся, он машинально замедлил ход и некоторое время спустя затормозил за каменной дюной. В этой необитаемой зоне, граничащей с национальным парком, случайных людей не было.

Он сделал несколько шагов под обжигающим солнцем. Ослепительно синее небо вызывало в памяти не мягкое перышко, но стальное лезвие ножа. Песок, природный панцирь земли, угрожающе скрипел под сапогами. Он наклонился, взял горсть, пропустил струйку песка между пальцев. Так гаснут звезды, так уходят люди. ДНК — это просто бред, как говорил Царь. Он подошел к холму, у подножия которого, как некий чужеродный предмет, валялась пустая бутылка из-под колы. Холм был испещрен выемками, и Реза, в последний раз обернувшись и внимательно осмотревшись, решительно проскользнул в одну из них, достаточно широкую, чтобы там мог пройти человек.

Он оказался в лабиринте галерей, которые подпирали массивные балки. Бывший песчаный карьер эпохи неолита. Те, кто работал здесь, питались ячменем и финиками, они еще не знали алфавита. Зато знали, что такое любовь. Нежность. Взаимопомощь. И страдания.

Закрыв глаза, аккуратно считая шаги, чтобы на очередном перекрестке выбрать правильное ответвление, бесшумно перемещаясь по темным галереям и между подпорками, он вскоре остановился на пороге огромного круглого зала, огромной черной дыры.

Шум в галереях заставил его насторожиться. Он поднял руку к автомату и надел очки с инфракрасным видением. Его собственное присутствие здесь в объяснениях не нуждалось: капитан Реза, истинный воин и истинный пасдаран, обладал еще и званием полковника контрразведки, а потому мог оказаться когда угодно в любом месте.

Но он не выносил чужаков. Он внимательно прислушался. Из-под его ног метнулась крупная мышь, он расслабился, убрал руку с оружия и даже улыбнулся при мысли о сотнях фильмов, в которых захватчики-чужаки прятались под человеческим обличьем. Пресловутые гомо сапиенс даже представить себе не могут, насколько их фантастические романы и фильмы близки к реальности, ведь что такое чужак, если не живой и мыслящий организм, наделенный структурой ДНК, отличной от официального «человека»? Эти дерзкие гомо сапиенс — а какой педантизм в наименовании! — никогда не смогли бы перенести мысли о том, что исключительное право обладания сознанием следует разделить с другим биологическим видом, и тем более — с другим видом людей!

Он вошел в большой зал и снял очки ночного видения. Он любил темноту, любил легкий запах плесени, свойственный закрытым помещениям. Темнота порой возбуждала в нем желание раздеться донага, встать на четвереньки и, оскалившись, бежать, подняв голову вверх и нюхая воздух. Он поиграл внушительными плечевыми мышцами, покрутил массивным затылком и, поднеся громадные кулаки к груди, с силой ударил, исторгнув низкую, длинную ноту, от которой, казалось, завибрировали стены.

Тарзан, человек-обезьяна Эдгара Райса Берроуза, рычал в точности так же, к удовольствию читателей и зрителей. Так сказать, подражая вырастившим его обезьянам… Но так испокон веков делали еще доисторические люди — все человекообразные, появившиеся в сердце саванны, едва вставшие на ноги, у которых гортань столь недавно оказалась на одной оси с позвоночным столбом, что они еще не научились пользоваться членораздельной речью.

Предки Реза сумели сохранить первичные навыки и силу.

— Но в таком случае, — говорила Нея, когда они сидели над школьными учебниками, — почему другим удалось нас уничтожить?

— Потому что они были жестокими, — отвечал Реза, хлопая ладонью по книжной странице. — Они были жестокими. Хочешь пример?

Она вздыхала, покусывая авторучку, а он уже не мог сдерживаться:

— Около восьми миллионов лет назад наш последний общий предок дал потомство по двум линиям: с одной стороны в результате получились крупные обезьяны, а с другой — люди, разные люди. У крупных обезьян мы наблюдаем горилл и шимпанзе…

— Да знаю я! — перебивала его Нея. — Не принимай меня за идиотку.

— …у шимпанзе, — невозмутимо продолжал он, желая убедить ее во что бы то ни стало, — различают пан троглодитес и пан панискус, более известных под названием бонобос. Первые, как и гомо сапиенс, очень агрессивны. Вторые, как и мы, более миролюбивы. Почему так, неизвестно, но это факт. Подчиняющие и подчиненные. Надо полагать, что у каждого вида имеется своя потомственная линия с психопатическими расстройствами.

Пожимая плечами, Нея вздыхала:

— И это ты, гомо пацификус, проповедуешь истребление других людей?

— Я просто требую справедливости и уверен, что наша планета никогда не узнает мира, пока это проклятое отродье будет осквернять землю. Ежегодно вымирают сотни биологических видов, а загрязнение среды — это уже не детская страшилка, а самый настоящий Страх! Это злокачественные клетки, чья единственная цель — размножаться, разрушая все прочие организмы, это раковая опухоль планеты, — неизменно делал он вывод.

Споры, слова, вздор. Паковый лед обрушился в океан, они нашли Великую Жрицу, она совокупится с Царем, произведя на свет потомство, а он, Реза, очистит землю.

Он открыл глаза и резко стукнул кулаком по кнопке коммутатора справа.

Вспыхнуло электричество, залив помещение белым холодным светом. Огромный зал около восьмидесяти метров в диаметре, с глинобитным полом. Пустой, совершенно пустой, только в самом центре большой каменный стол и рядом конусообразная груда старого железа, должно быть, метра три или четыре высотой. Стены, выкрашенные желтой охрой, от потолка до середины были гладкими и голыми, а от середины до пола покрыты зловещими знаками.

Ладони. Тысячи красных ладоней покрывали стены зала, словно гигантский театральный задник на уровне человеческого роста.

Как всегда, эта картина привела его в ярость, глубокую, глухую ярость, всегда готовую выплеснуться, ярость, на которой зижделось его желание мщения.

Снова какой-то шум. Далекий, едва различимый, доступный только его слуху, генетически запрограммированному, чтобы различать малейшие признаки жизни под ледяными просторами. Тем же стремительным движением он погасил свет, вновь водрузил очки и забился в угол. На этот раз это была не мышь. Это были человеческие шаги. Кто-то медленно и осторожно продвигался по галерее, часто останавливаясь. Реза стиснул оружие.