Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

раскаивался… он хотел забыть. Я оставила дневник, чтобы вы его нашли. Он попросил меня уничтожить его, когда застал за чтением. Я сказала, что уничтожила, но не сделала этого. Сжигаешь ты что-то или нет, прошлое отыщет дорогу назад, так или иначе. Вы — живое тому доказательство, не так ли?

Эвелин не нашлась, что ответить. Будучи выведенной на чистую воду, она растерялась.

— Вы, вы — безмолвная невинная пташка, — продолжала она. — Это ошибка с вашей стороны — вернуться в его жизнь. Неужели вам не понятно, что он хлебнул сполна? С него хватит. Еще что-то в этом роде, и ему придется пойти на крест на самом деле. Или, может быть, он повесится, ведь так обычно и поступают. — Она опустила взгляд. — Его так сложно читать.

Эвелин набралась мужества пошевелить губами:

— Но я его дочь.

— Да. Были ею. Он уже совсем другой человек. Он менялся столько раз, что, вероятно, и сам не помнит, кто он такой. Он живет день за днем, руководствуясь словом Господа. Единственным, что не дает ему сойти с ума. Единственной причиной, почему он жив до сих пор. Если вы не заметили, пытаясь уйти, он изменился. Снова.

Им показалось, что они услышали шорох, какое-то движение в комнате Отца наверху, и застыли на месте, как статуи.

Когда Эвелин решила, что всё закончилось, она спросила:

— А что вас здесь держит?

— Вы когда-нибудь питались отбросами, дорогая? — она прижала ладонь к груди. — Этим питалось мое тело, на этом оно выживало. Он вырвал меня из того мира. И теперь я готовлю каждый день, словно это моя тайная вечеря. Раньше слово «пиршество» означало хлеб без плесени или дождевую воду, собранную в миску без ржавчины. Иногда стоит оставить всё как есть. По крайней мере, у меня есть четкое представление, чего ожидать.

Эвелин заметила, что Марси трет и сжимает в руке кусок сброшенной кожи, словно четки для успокоения. Она напоминала тонкую пленку, обволакивающую мозг, его мягкую оболочку, и Эвелин представила, как она вытекает из его ноздрей церебральной слизью.

Девушка скрестила руки:

— Нет. Это не правда. Он — трус. Он не такой могущественный, как я думала. Трус. Волшебник страны Оз.

Марси скосила левый глаз. Ее облегающая кожа казалась нежно-голубой.

— А вы не так просты… Да, Кэти?

— Я сделала то, что мне было нужно. И трус не только он. Посмотрите на себя!

Эвелин увидела, как у Марси налился глаз.

— Разговаривать со мной подобным образом. Да еще в моем доме.

— Я ухожу, — сказала Эвелин.

— О, не волнуйтесь. Вас никто не держит. Двери открыты. Ждут.

* * *

Эвелин всегда чувствовала, что личина Отца Питера скрывает множество секретов, сейчас же она видела, как действует его обман, и ощущала безысходность. Но Люсиль ничего не замечала, она боготворила его, как и большинство из паствы, Марси же Эвелин считала всего лишь ханжой, в равной степени невежественной и лишенной внимания домохозяйкой. Но, кажется, что ее, как и отца, терзали свои демоны, свои тайны. Кроме Эвелин и Марси никто не мог догадаться о настоящей сущности Отца Питера.

И снова она мчалась по шоссе, слушая все станции подряд, откуда-то издалека просачивающиеся в ее черепную коробку, вдруг, выдохнув, она увидела неясную двухмерную фигуру головы на внутренней части лобового стекла, затем раскинутые руки, затем ноги и ступни, пока стекло не стало прозрачным вновь. Эвелин знала, что это была она, ее душа покинула тело. И, как призраки растворяются при более пристальном взгляде или воспринимаются как зрительная иллюзия, оставалось лишь догадываться, было ли посещение вообще.

Дневник Питера (интерлюдия)

22-е февраля

В последней записи я обнаружил, что пишу в повествовательном стиле, в некотором смысле это весьма удобно. Во-первых, моя память не фотографическая, и как пленку ее не прокрутить, она туманна и вся в дырах, а некоторые воспоминания настолько разбавлены, что от них осталось лишь испарение общих впечатлений, поэтому повествование дает мне возможность заполнить пробелы там, где это необходимо. К тому же я всегда мечтал написать роман или мемуары. Я хотел написать что-то, что могло бы научить детей думать. Лили, конечно, всегда говорила, что такая книга уже существует, и была права. Я в итоге не совсем заменил ее на занятиях по изучению Библии, но подменял тогда, когда она не могла присутствовать. Я обнаружил, что почему-то строже отношусь к ребенку в костюме-тройке, которого зовут Джошуа, хотя ему больше нравится Джош. Он носит этот костюм, потому что должен, он ходит на занятия, потому что должен. У него нет ни малейшего желания изучать католицизм, я даже ловил его на том, что он при случае закатывал глаза, словно был лучше других в классе. За последнее время мои грехи перевесили любое закатывание глаз, но всё потому, что мои глаза открыла глубокая и тревожная правда. Марианна по-прежнему без меня, а я без нее. Несправедливость, которую не дано измерить маленькому Джошуа. Про него мне всё объяснила Лили: «У некоторых есть иммунитет к Святому Духу. За такими детьми мы должны присматривать в первую очередь. Нам никогда нельзя забывать о строгости по отношению к ним. В противном случае, мы можем сами отдать их в руки Дьявола. Какое бы жестокое наказание мы ни избрали, мы знаем, что это для их же блага. Всё, чтобы защитить их от адской кары. Наши души склонны к невыразимым страданиям». Она говорила это с пылом фанатичного проповедника, но я знал, что она просто пытается быть честной. Отец Иосиф тоже не обходил стороной тему ужасов ада. Многие его службы описывали, что ожидает заблудшие души. Какой родитель согласится допустить хоть малейшую вероятность того, что его дитя будет страдать в подобном месте? Когда я впервые наказал Джошуа, мои нервы были на пределе, хотя после я испытал воодушевление. Я чувствовал праведность своего поступка. Я был божественным доктором, давшим единственное правильное лечение пораженной болезнью душе. Я выполнял работу Бога.

25-е февраля

Я откладывал на потом, сколько мог. Но это должно быть записано: мы с Лили смутно догадывались, что наш союз был благословлен Богом. Но мы не осознавали этого до конца, здесь, возможно, и крылась проблема. Постоянно пререкались, упирались рогами. Если бы мы только знали, что рога поддельные, иллюзии Дьявола, тогда бы мы могли сбросить их, избавиться от всего чуждого и слиться в объятьях, соединив наши тела в любви. И всё же мы пришли к этому. Мы решили сотворить жизнь вместе во всех