Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками - Диана Гэблдон

Он сорвал с себя мокрую рубашку и бросил на пол. Без нее он был еще красивее.

— Что же касается тебя, — зловеще начал он, — разве я не предупреждал, чтоб ты держалась подальше от альковов?

— Да. Но забудем об этом на секунду, мистер Линкольн. Как вам понравилась игра? — вежливо осведомилась я.

— Что? — Он уставился на меня, как на сумасшедшую.

— Да ничего, это я просто так, к слову. Просто хотелось узнать: ты, наверное, встретил какого-то очень полезного человека, раз вместо того, чтоб защищать свои супружеские права, просидел с ним столько времени, не обращая на меня ни малейшего внимания?

Он яростно растер волосы полотенцем, взятым с умывальника.

— Ну, да… Сыграл партию в шахматы с месье Дюверни. Кстати, разделал его в пух и прах. Он страшно разозлился.

— О-о, звучит многообещающе. А кто он такой, этот месье Дюверни?

Он кинул мне полотенце и усмехнулся:

— Министр финансов Франции, Саксоночка.

— О! И ты радуешься, что рассердил его?

— Да он сам на себя обозлился за то, что проиграл, Саксоночка. Теперь не успокоится, пока не выиграет у меня хотя бы партию. Так что в воскресенье придет к нам, будем опять играть.

— Неплохо, — заметила я. — И во время игры ты постараешься внушить ему, что перспективы Стюартов весьма туманны, и убедить в том, что Людовик не намерен оказывать им финансовую поддержку, невзирая на родство?

Он кивнул, расчесывая волосы пальцами. Огонь в камине еще не разожгли, и он немного дрожал.

— А где же ты научился играть в шахматы? — с любопытством спросила я. — Я и не подозревала, что ты умеешь.

— Колам Макензи научил, — ответил он. — Мне было шестнадцать, и я целый год жил в замке Леох. Ко мне приходили учителя, учить французскому, немецкому, математике и прочему. Но каждый вечер я на часок забегал к Ко-ламу играть. Правда, он расправлялся со мной меньше чем за час, — сердито добавил он.

— Не удивительно, что теперь ты такой замечательный игрок, — сказала я. Дядюшка Джейми, Колам, перенес какую-то болезнь и был прикован к креслу, но неподвижность свою компенсировал умом, способным посрамить самого Макиавелли.

Джейми встал, расстегнул пояс со шпагой и сузил глаза.

— Не думай, что я не понимаю, куда ты гнешь, Саксоночка. Сменила тему и льстишь, точно куртизанка. Разве я не предупреждал тебя насчет этих альковов?

— Но ты же обещал не бить меня, — напомнила я и на всякий случай немного отодвинулась вместе с креслом.

Он снова фыркнул, бросил пояс на сундук, а килт — на пол, на промокшую рубашку.

— Неужели я похож на человека, который будет бить беременную женщину? — спросил он.

Я с сомнением окинула его взглядом. Абсолютно голый, с белыми шрамами, покрывающими тело, и мокрыми темно-рыжими кустиками волос, он походил сейчас на викинга, сошедшего с корабля и готового насиловать и грабить.

— Если честно, то похож на типа, способного на все, — ответила я. — А что касается алькова… Да, предупреждал. Наверное, мне следовало снять туфли где-нибудь в зале, прямо на людях. Откуда мне было знать, что этот кретин попрется за мной и будет лизать мне пятки?.. Ну, если не бить, то что же ты все-таки будешь со мной делать? — И я вцепилась в ручки кресла.

Он лег на постель и усмехнулся:

— Сними это шлюхино платье, Саксоночка, и иди ко мне.

— Что?

— Раз уж нельзя отлупить тебя или искупать в фонтане… — Он пожал плечами. — Ты заслужила хорошей трепки, но что-то у меня глаза прямо слипаются. — Он широко зевнул и снова усмехнулся. — Слушай, напомнишь, чтоб я сделал это утром, когда проснемся, идет?

— Ну, что, получше? — Темно-синие глаза Джейми глядели на меня с тревогой. — Неужели это нормально, когда так сильно тошнит, а, Саксоночка?

Я откинула волосы с потного лба и накрыла лицо влажным полотенцем.

— Не знаю, нормально или нет, — голос мой звучал слабо, — остается лишь надеяться, что да. Некоторых женщин тошнит до самого конца. — Перспектива выглядела малоприятной.

Чтобы определить время, Джейми по своей привычке взглянул не на расписные каминные часы, но в окно, на солнце.

— А ты сможешь спуститься к завтраку, Саксоночка? Или попросить служанку принести что-нибудь сюда?

— Нет, не надо, мне уже лучше. — Я не лгала. Как ни странно, но если не считать выматывающих приступов утренней тошноты, чувствовала я себя в целом прекрасно. — Дай только рот прополощу.

Только я склонилась над тазиком и стала плескать в лицо холодную воду, как в дверь постучали. Очевидно, слуга, которого мы послали в наш парижский дом за сменой одежды.

Но, к моему удивлению, то оказался придворный с запиской. Нас приглашали на ленч.

— Его величество обедает сегодня с английскими аристократами, — объяснил он, — они только что прибыли в Париж. А перед тем решил пригласить на ленч видных английских торговцев, его высочество герцога и нескольких его соотечественников. И кто-то подсказал его величеству, что ваша супруга — англичанка, настоящая английская леди, а потому он просит быть также и вас.

— Хорошо, — ответил Джейми, бросив на меня быстрый взгляд. — Можете передать его величеству, что мы почтем за честь.

Вскоре после этого приехал Муртаг, как всегда мрачный и сосредоточенный, с огромным свертком одежды и моей аптечкой, которую я тоже просила доставить. Джейми отвел его в гостиную, где начал отдавать различные деловые распоряжения, я же тем временем торопливо переоделась в свежее белье и платье, впервые пожалев о том, что отказалась от услуг горничной. После ночи, проведенной в объятиях огромного промокшего шотландца, волосы мои были в страшном беспорядке — пряди торчали в разные стороны, и укротить их с помощью лишь расчески и щетки казалось невозможным.

Наконец я кое-как привела голову в порядок и появилась на пороге, раскрасневшаяся и сердитая от усилий. Джейми, глянув на меня, пробормотал что-то насчет ежей, но я в ответ обожгла его таким укоризненным взором, что у него хватило ума не продолжать.

Прогулка среди террас и фонтанов дворцового сада значительно улучшила мое самочувствие. Листва на большинстве деревьев еще не распустилась, но день для конца марта выдался на удивление теплый, а набухающие на ветках почки пахли свежо и пряно. Казалось, слышно, как бегут соки в стволах высоких каштанов и тополей, обрамляющих тропинки и скрывающих под сенью своих ветвей мраморные статуи.

Я прошла мимо статуи полуодетого мужчины с виноградной гроздью в кудрях и поднесенной к губам флейтой. Огромный козел с шелковистой шерстью жадно тянулся к другим гроздьям, спадающим с мраморных складок плаща.

— Кто это? — спросила я. — Пан?[14]