Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

своей кончине: она опередит на сутки кончину вашего величества.

Людовик XI с испуганным видом взглянул на астро­лога, однако тот оставался невозмутим и, что бы король ему ни говорил, не вышел из своей роли, в соответствии с которой ему поручалось возвестить небесам или аду о том, что туда прибудет душа Людовика XI, задержавшись лишь на сутки после его собственной души.

В итоге, когда отворились двери королевских покоев, Тристан увидел, что король, вместо того чтобы с гневом выпроваживать астролога, дружески держал его за плечо и, провожая его до конца коридора, непрестанно повто­рял:

— Идите с миром, отец мой, идите с миром!

И Тристан со своим крюком и своей веревкой остался ни при чем.

В то самое время, когда астролог выходил из покоев короля, герцог въезжал по подъемному мосту в замок. Он принял решение: короля не следует убивать и не следует держать его в заточении; помимо того, что это явилось бы нарушением данного слова и запятнало бы орден Золотого Руна, это было бы еще и неверной политикой. Лучше было ослабить его и ограничить его власть.

Когда Людовик XI увидел герцога, к нему вернулась его уверенность в себе: он знал все преимущества, какими обладает человек, умеющий сдерживаться, над человеком вспыльчивым, и по первым же словам Карла ощутил, насколько тот взволнован.

И действительно, голос герцога дрожал от гнева.

«Внешне, — говорит Коммин, — он был сдержан, однако его выдавали жесты и голос».[17]

— Брат мой, — ласково промолвил король, — в безо­пасности ли я в вашем доме и в ваших владениях?

— Разумеется, государь, — отвечал герцог, — причем до такой степени в безопасности, что если бы я увидел летящую в вашу сторону арбалетную стрелу, то встал бы перед вами, чтобы уберечь вас. Однако речь идет о том, чтобы подписать договор, предложенный вам моим сове­том.

— Надеюсь, мне будет позволено его обсудить, — про­изнес король.

— Кроме того, — продолжал герцог, не подкрепляя, но и не разрушая надежд короля относительно возможности обсуждения, — не соблаговолите ли вы поехать вместе со мной в Льеж, чтобы помочь мне покарать предавших меня льежцев?

— Клянусь Пасхой Христовой! — отвечал король. — Однако давайте вначале обсудим и клятвой утвердим договор; затем я поеду с вами в Льеж, взяв с собой столько людей, сколько вам будет угодно.

Герцог удалился и уступил место своим советникам.

Однако советники имели наказ. Пока Людовик XI обсуждал статьи договора, ему позволяли это делать, но в ответ на все его возражения бургундские уполномочен­ные невозмутимо говорили: «Так надо ... Этого желает его высочество».

Пусть те, кто пожелает узнать, что именно лоскут за лоскутом отрывали от владений короля Франции 14 октя­бря 1468 года, прочтут ряд ордонансов, датированных этим числом и заполняющих тридцать семь страниц ин-фолио. Любознательные читатели найдут этот доку­мент в Национальной библиотеке («Ордонансы», XVII, 126-161).

Король подписал отказ от всего, что до тех пор было предметом спора с герцогами Бургундскими.

Он отдавал брату уже не Нормандию, которую, вне всякого сомнения, Карл приберегал для своего шурина Эдуарда, а Бри, что приближало Бургундию на расстоя­ние десяти льё от Парижа.

Соблюдать заключенный мир стороны поклялись на частице истинного креста Христова, которую извлекли из королевских сундуков; некогда она принадлежала Карлу Великому и хранилась в церкви Сен-Ло в Анже. Эту реликвию король считал самой святой из всех релик­вий и был убежден — по крайней мере, он так говорил, — что тот, кто нарушит клятву, данную на этом священном обломке, непременно умрет в том самом году, когда клятва была нарушена.

Людовик XI написал два письма Даммартену, и, благо­даря этим письмам, можно восполнить недостаток под­робностей, рисующих давление, которому он подвер­гался.

Мы уже говорили, что одним из предметов беспокой­ства герцога Бургундского, а скорее, единственным пред­метом его беспокойства был Даммартен со своей армией.

Первое письмо датировано 9 октября, то есть днем прибытия короля в Перонну; однако два обстоятельства, связанные с содержанием этого письма, доказывают, что оно было написано не 9-го, а либо вечером 14-го, либо утром 15-го. В самом деле, в этом письме Людовик XI дает Даммартену приказ распустить армию, а затем добавляет, что льежцы захватили в Тонгре своего епи­скопа и что подписан мирный договор.

Но дело в том, что как раз 9-го, то есть в тот самый день, когда король якобы посылает письмо из Перонны, льежцы захватывают в Тонгре своего епископа; а поскольку в те времена электрический телеграф еще не был изобретен, король не мог знать 9-го, находясь в Перонне, что происходило в тот день в Тонгре.

Точно так же Людовик XI не мог 9-го объявить Дам­мартену, что договор подписан, ибо подписание договора состоялось лишь 14-го.

Так что это письмо, которое, по всей вероятности, было продиктовано королю, могло быть написано, как мы уже говорили, либо вечером 14-го, либо утром 15-го.[18]

Второе письмо написано в том же самом духе и содер­жит лишь распоряжение направить армию к Пиренеям.

Но, к несчастью, один из латников герцога Бургунд­ского охранял королевского гонца, не спуская с него глаз, так что старый лис Даммартен не был обманут этой комедией и прямо ответил герцогу Бургундскому: «Если вы не отпустите короля, все королевство отправится за ним!»

Узнав, что все завершилось, Париж испытал огромное удовлетворение. Сколь ни мала была любовь людей к Людовику XI, они все же предпочитали видеть его живым, а не мертвым, свободным, а не пленником и, главное, ставшим пленником или умершим подобным образом.

Уже на следующий день оба государя выехали в Льеж. При Людовике XI находились его шотландцы и триста солдат, присланных ему Даммартеном.

Когда льежцам сообщили, что против них выступил король Франции, они не желали этому верить: как, ко­роль Франции, их друг, более того, их сообщник?!

В Льеже, как известно, уже не было более ни стен, ни ворот, ни рвов, но, ценой жертв, продав все, вплоть до церковных украшений, льежцы соорудили нечто вроде оборонительного вала.

Обрекая себя на смерть, точно республиканцы древ­ности, они выставили четыре тысячи воинов против сорока тысяч. То ли питая последнюю надежду, то ли желая пристыдить того, кто их предал, они шли в атаку, выкрикивая: «Да здравствует король!»

Король вышел вперед и крикнул:

— Да здравствует Бургундия!

Этим он отрекся не только от льежцев, но и от Фран­ции. В случае нужды он отрекся бы и от Бога.

Это был не тот человек, которого можно было опа­саться