Серена - Рон Рэш

зимой солнце растапливало ночную наморозь, дерево начало подгнивать. Рейчел подняла топор с широким лезвием и покачала его в ладонях, нащупывая верный баланс.

Уперев ноги как можно тверже, Рейчел осторожно занесла инструмент, собираясь заново обтесать доску. Топор показался неподъемным с самого начала, но с каждым ударом делался все тяжелее. Наутро у нее все будет болеть. Через десять минут Рейчел опустилась на колени передохнуть, и в глаза ей бросился конек крыши: точность крепления бревен в половину «ласточкиного хвоста». Отец строил эту хижину с особым тщанием; даже место, где он ее поставил, не было случайным. Сперва отец поискал и нашел выступавшую из земли гранитную проплешину под очаг, а неподалеку – непересыхающий родник из тех, что старики зовут «долгой водой». Дом был сложен из бревен белого дуба и покрыт кедровыми плашками черепицы. Больше всего прочего Рейчел нравилось, что отец поставил дом на западном склоне: солнце поздно заглядывало в гости, зато дольше не гасло, до самого заката.

Она снова подобрала топор. Плечи успели налиться свинцом, на ладонях вздулись водянистые мозоли. Ей подумалось, как было бы здорово очутиться сейчас в церкви: не только ради возможности с кем-то поболтать или умиротворяющих проповедей Болика, но и ради той легкости, с какой можно было бы просто сидеть на скамейке без особых забот, не считая Джейкоба на руках, – а порой даже и без него, ведь на время службы вдова Дженкинс частенько сажала малыша к себе на колени. «Теперь только через неделю», – вздохнула про себя Рейчел.

Закончив обтесывать доску, она спустилась по лестнице и присела рядом с Джейкобом. Внимательно изучила дом, в то время как утреннее солнце, поднимаясь над восточным хребтом, стирало со склонов последние тени. В бревенчатых стенах дома появились щели, сквозь которые порой даже пробивался свет. Ничего удивительного: просто результат оседания хижины и долгой зимы с чередованием морозов и оттепелей. Сходив в сарай, Рейчел вернулась с найденными там мастерками и ведром из-под корма для скота. Собрала старый конский помет, зачерпнула тины с болотистого дна ямы под родником и размешала смесь до консистенции кукурузной каши, с теми же комочками и плотностью. Один из мастерков протянула Джейкобу:

– Может статься, однажды тебе пригодится такое умение. Так что смотри в оба, как это делается.

Зачерпнув мастерком смеси из ведра, она бросила несколько порций на дощечку и, держа ее в левой руке, стала закладывать кашу в щели между бревнами, замазывая их.

– А теперь сам попробуй. – Обхватив руку Джейкоба, она помогла ему окунуть мастерок в ведро и подцепить плоским лезвием порцию замазки. – Клади ровнее, – наказала Рейчел и направила ручонку сына к щели между двумя бревнами.

Когда наступило время полдничать, Рейчел прервала работу и ушла в дом. Для сына она приготовила кукурузную кашу на молоке, а сама съела кусок хлеба, запив его водой. С молоком кукурузный хлеб всегда становился вкуснее, и Рейчел надеялась, что к следующей весне у нее хватит денег купить корову и получать столько молока, сколько они с Джейкобом смогут выпить. Шансы на это были: банка из-под кофе на верхней полке кладовки потихоньку наполнялась, в основном монетками на четверть доллара, десять и пять центов, но там же, на дне, лежали и несколько долларовых купюр. На другой полке стояли восемь банок с медом, половину из которых Рейчел собиралась продать мистеру Скотту.

Когда Джейкоб наелся, они вернулись во двор. Сынишку Рейчел усадила в короткой тени у хижины, а сама опять поставила лестницу, чтобы подтесать верхние бревна стен. Работая, время от времени она поглядывала на запад – не собираются ли там дождевые тучи, ведь перемена влажности могла свести на нет все труды. Все это время Джейкоб, сидя внизу, с увлечением наносил замазку – больше на бревна, чем на щели. В лесу за хижиной забормотал вальдшнеп, а вскоре в вышине пронеслась стайка златоперых щеглов – верный признак близкого наступления настоящего лета.

Прошел час, и ребенок, конечно, успел подмочить пеленки, но шума по этому поводу не поднял, а потому сперва Рейчел решила заняться ремонтом дымохода. Исступленные зимние ветра вытолкнули с мест четыре плоских камня, а один и вовсе сбросили вниз – он лежал разбитым почти у самой изгороди. Рейчел принесла из сарая пустой мешок и разложила его рядом с тремя целыми камнями, после чего отправилась к ручью за четвертым. Подходящий камень нашелся у тенистой запруды; его шершавость сглаживал зеленый мох, который с легкостью отслаивался, почти как старая краска. Берега окрасились яркими брызгами пенстемонов, и Рейчел глубоко вдохнула свежий аромат цветков – в жаркий день нет ничего лучше, ведь их запах словно охлаждает голову изнутри. Еще несколько минут Рейчел простояла у запруды, глядя в воду, где плавало ее отражение, а под ним сновали суетливые головастики, темными слезами скользившие по песчаному дну. Тут можно было усмотреть дурное предзнаменование, но Рейчел предпочла увидеть благой знак в виде буйного цвета пенстемонов, которые, как и она сама, пережили суровые холода. Она подняла подходящий камень и вернулась к дому.

Перекинув мешок через плечо, Рейчел взобралась по лестнице, держась за нее одной рукой, и низко пригнулась над краем двускатной крыши, чтобы осторожно перебраться на нее, поближе к трубе дымохода. Установка камней напоминала складывание головоломки: требовалось подобрать тот бок камня, который плотнее прочих закрывал собой зияющую в кладке дыру. Наконец на место встал последний камень, и дымоход снова обрел прежнюю цельность.

Вполне довольная результатом, Рейчел не сразу слезла с крыши, а устремила задумчивый взгляд на запад, где у горизонта Северная Каролина граничила с Теннесси. Ей вспомнилась раскрашенная карта, висевшая в классе у мисс Стивенс, – но не тех времен, когда шестиклассник Джоэл сыпал остротами направо и налево, а в самое первое ее школьное утро, спустя всего пару месяцев после отъезда матери, когда мисс Стивенс развернула перед первоклашками пеструю карту, разноцветьем напоминающую лоскутное одеяло. И конечно, первым штатом, с которым их познакомила учительница, была Северная Каролина – вытянутая, очертаниями напоминающая наковальню и выкрашенная зеленым. Шестилетней Рейчел это было понятно, ведь даже зимой у них в штате зеленело немало растений – и остролисты, и ели, и рододендроны, и даже изумрудные облачка омелы среди голых серых веток. Когда же мисс Стивенс перешла к рассказу о Теннесси, красный цвет этого штата на карте показался неправильным. Когда отец показывал Рейчел расположенные в Теннесси далекие горы, те всегда были окрашены голубым, хотя на закате обретали розовый оттенок. «Может, поэтому и красный цвет?» – решила она,