Ленин. Самая правдивая биография Ильича - Александр Клинге

Теперь Ленин возражал против слишком поспешных действий европейских революционеров. Он осудил неудачное восстание, поднятое Компартией Германии в марте 1921 года. Ильич считал, что такие попытки только ослабляют международное рабочее движение. Необходимо запастись терпением и ждать благоприятного момента. «Когда я сам был эмигрантом, – заявил Ленин, – я несколько раз занимал «слишком левую» позицию (как я теперь вижу). В августе 1917 года я также был эмигрантом и внес в Центральный Комитет партии слишком «левое» предложение, которое, к счастью, было начисто отклонено». Большевистский лидер умел, если необходимо, признавать свои ошибки – хотя, как и большинство людей, делал это с неохотой. «Ошибаться свойственно каждому человеку, в особенности в такой обстановке, в какой мы находимся в настоящий момент», – сказал он как-то раз.

В конце 1921 года было принято решение об отправке делегации на международную конференцию в Геную. Впервые дипломаты Советской России должны были участвовать в мероприятии такого уровня. Предметом обсуждения были финансовые проблемы Европы, в том числе старые русские долги и германские репарации. В Европе долгое время циркулировал слух о том, что во главе советской делегации в Геную приедет сам Ленин. Никакой реальной основы под собой он не имел; Ильич не собирался покидать пределы России. Однако именно он составил инструкции для советской делегации, которую возглавлял нарком иностранных дел Чичерин.

Конференция открылась в апреле 1922 года. Не добившись уступок со стороны Лондона и Парижа, Чичерин пошел на сближение с немцами. 16 апреля был подписан российско-германский Рапалльский договор. Москва и Берлин признавали друг друга без всяких дополнительных условий на основе взаимного отказа от претензий. Договор проделал огромную брешь в дипломатической изоляции Советской России и стал безусловным успехом Кремля. Ленин попенял Чичерину на некоторые отступления от инструкций, однако в целом был доволен. Линия на раскол в лагере империалистических держав демонстрировала свою эффективность. Готовя проект постановления ВЦИК, Ленин писал: «Действительное равноправие двух систем собственности хотя бы как временное состояние, пока весь мир не отошел от частной собственности и порождаемых ею экономического хаоса и войн к высшей системе собственности, – дано лишь в Рапалльском договоре. Поэтому ВЦИК приветствует Рапалльский договор, как единственный правильный выход из затруднений, хаоса и опасности войн (пока остаются две системы собственности, в том числе столь устарелая, как капиталистическая собственность); признает нормальным для отношений РСФСР к капиталистическим государствам лишь такого типа договоры; поручает СНК и НКИДел вести в этом духе политику».

Ленин с кошкой. Самое «уютное» фото вождя

Жизнь страны входила в нормальную колею. Время выживания, время чрезвычайных мер завершалось. «Без Ленина Российская коммунистическая партия не протянула бы дольше конца 1921 года», – считает один из зарубежных биографов Ильича Роберт Сервис. Ценой неимоверных усилий и благодаря своему огромному политическому таланту председателю Совнаркома удалось вывести и партию, и страну из кризиса. С 1922 года ситуация и в экономике, и во внешней политике начала постепенно улучшаться. Однако здоровье самого Ильича двигалось в прямо противоположном направлении.

Летом 1921 года силы Ленина оказались на исходе. Политбюро вынуждено было продлить ему отпуск, который он проводил в Горках. Врачи, осматривавшие вождя, затруднялись поставить ему точный диагноз, однако все были единодушны в том, что Ильичу надо поменьше работать. Однако как раз такое требование было для него неприемлемо. Ленин распорядился провести прямую телефонную линию до Подольска, чтобы в случае необходимости иметь возможность срочно связаться с Кремлем. С собой он взял огромное количество книг, в первую очередь справочной литературы, которая должна была помогать ему в работе.

Горки были расположены в прекрасном уголке Подмосковья. Свежий и чистый воздух, практически нетронутая природа, красивая речка поблизости – все это должно было способствовать выздоровлению. Однако здоровье Ленина никак не шло на поправку. Ни светила отечественной медицины, ни нанятые за огромные деньги немецкие профессора не могли поставить ему диагноз. В начале 1922 года он пожаловался профессору Даршкевичу на апатию, отсутствие душевного покоя и периодические «обсессии» (навязчивые состояния). «Каждый революционер, достигши пятидесяти лет, должен быть готовым выйти за флаг: продолжать работать по-прежнему он уже не может; ему не только трудно вести какое-нибудь дело за двоих, но и работать за себя одного, отвечать за свое дело ему становится не под силу. Вот эта-то потеря трудоспособности, потеря роковая и подошла незаметно ко мне; я совсем стал не работник», – рассказывал Ленин профессору.

Даршкевич решил, что имеет дело с мозговым истощением, вызванным годами перенапряжения и непрерывной работы. Он поставил Ленину строгие ограничения, запретив, к примеру, выступать на публике более чем один раз в месяц. Однако Ильич к этим рекомендациям отнесся весьма вольно, постоянно нарушая их и продолжая достаточно много работать за письменным столом.

Вскоре ему пришлось перенести хирургическую операцию. Доктор Клемперер решил, что виной всему застрявшая в мягких тканях шеи пуля, отравляющая мозг свинцом. В конце апреля пулю извлекли. Казалось, состояние больного действительно улучшилось, однако 25 мая Ленин пережил обширный удар. Была парализована правая сторона его тела, он практически не мог говорить. Даже вопрос о том, выживет ли он, оставался открытым.

Через несколько дней ведущие специалисты собрались на консилиум. Именно тогда было впервые высказано предположение о наличии у Ленина сифилиса. Надо сказать, что болезни мозга тогда были исследованы гораздо хуже, чем сейчас. Сифилис же считался заболеванием, вызывавшим целый букет побочных эффектов, и поэтому на него было удобно сваливать любые сложные случаи. Ряд врачей сразу не согласился с таким диагнозом. Профессор Россолимо, например, прямо заявил Ленину, что лучше бы у него действительно был сифилис, который по крайней мере понятно, как лечить. Впоследствии выяснилось, что Россолимо и его единомышленники правы. Однако легенда о «ленинском сифилисе», как и о «германском шпионе», гуляет по сегодняшний день.

Альтернативными диагнозами, которые обсуждали врачи, была неврастения (снова весьма широкое понятие, под которым подразумевались различные виды нервного истощения) и церебральный атеросклероз (заболевание артерий головного мозга). В любом случае все споры о диагнозе заканчивались одним: больному нужно отойти от дел и избегать переутомления. Ленин слушал врачей с явным недовольством. «Ведь они же (и я сам) не могут запретить мне думать, – сказал он как-то раз. – Мысли мои вы не можете остановить. Все равно я лежу и думаю!»

Больше всего Ильич в это время боялся даже не смерти, а медленного угасания, сопровождавшегося физической и интеллектуальной беспомощностью. Смерть была в его глазах гораздо лучше. Он, без сомнения, вспоминал о супругах Лафарг, покончивших с собой в 1911 году, чтобы не испытывать унизительной старческой немощи. В конце мая 1922 года Ленин обратился к Сталину с просьбой достать для него яд на случай, если состояние здоровья станет совсем плохим. Сталин рассказал о ленинской просьбе Бухарину и Марии Ильиничне. Посоветовавшись, решили попытаться убедить Ленина, что его положение отнюдь не безнадежно. В конечном счете близкие и врачи совместными усилиями заставили Ильича поверить в то, что после длительного отдыха он сможет вернуться к активной деятельности. Другого способа заставить его исполнять предписания медиков попросту не существовало.