Запах искусственной свежести - Алексей Козлачков

«Что бы это значило? – думал я уже в сонном мареве. – И какому бы знаку доверить эту замечательную операцию – сохранение эрекции на этапе прелюдии?»

Вам сейчас может быть удивительно, чего я так мучился? Но следует напомнить, что в те времена еще не было никакого Интернета и руководства о том, как взаимодействовать с женщинами во всех отношениях, еще не печатали на обложках школьных тетрадей под заголовком «Первокласснику ПРО ЭТО» или на отрывных календарях, как нынче.

То есть мы с Эдиком были в какой-то степени первопроходцами этой национальной эротической целины, и непаханность этих русских сексуальных просторов удивляла нас и тревожила. Многое приходилось придумывать заново. Я теперь подозреваю, что как мы тогда с Эдиком придумали, так все это дело и пошло, закрепилось в сознании последователей. Хотя на нас теперь почему-то не ссылаются.

Поутру я встал далеко не так рано, как хотел, но все же прежде Насти и подошел к столу. Мой взгляд выцепил из вороха бумаг кое-что из отмеченного вчера: «Абстиненция половая (син. – депривация сексуальная); комплекс тягостных общеневротических и местных проявлений психофизиологического дискомфорта, возникающих при снижении уровня половой активности ниже индивидуальной потребности».

«Зачем все это?» – подумал я обреченно в таком кратковременном проблеске сознания, который бывает по утрам, когда недоспал или выпил лишнего накануне. Стучать на машинке я не мог – Настя еще спала. Поэтому я собрал бумаги и поехал в редакцию. Ладно, будь что будет.

Эдик уже сидел у себя в кабинете, был хмур и сильно морщил лоб. Я сразу понял, что ночь далась ему ничуть не легче, чем мне. Мы стали сравнивать результаты наших научных изысканий и пришли в ужас. Эдик в своих сексуально-астрологических опытах больше налегал на романтическую сторону взаимоотношений между разными знаками. У меня же, напротив, был сильный крен в сторону не вполне пережеванного физиологизма. Но уж кому какие пособия достались! Дело-то, повторяю, было для нас новым. Теперь нам предстояло согласовать всю эту ахинею не только со знаками зодиака, но и, так сказать, по стилю исполнения, а это было еще труднее.

Я с интересом взялся читать Эдиков вариант гороскопа, характеризующий эротическое поведение, кажется, Рака:

«Загадочное мерцание свеч, тонкое эмоциональное восприятие мира – это то, чем живет, чем характеризуется эта мечтательная натура. Если он влюблен, то все вокруг немедленно окрашивается в светлые, восхитительные тона, а уныние одиночества исчезает без следа. Однако тайна душ Раков скрыта гораздо глубже. Они ищут, нуждаются в вечной любви, стремятся к тому, чтобы жизнь засияла всеми цветами радуги. Дрожью сладострастного томления реагирует их кожа на малейшее прикосновение».

– «Дрожью сладострастного томления…» – повторил я Эдиков текст, загипнотизированно шевеля губами, как при чтении молитвы.

Черт, какой он все-таки талантливый! Я пытался сообразить, действительно ли Эдик сам все это придумал или содрал у кого-то? Нет, такое, пожалуй, в полном комплекте не сдерешь.

Это был настоящий творческий прорыв:

«Идеальная сцена для распевания Раком своих серенад – это, конечно же, укромное место на берегу озера при ясной луне, возможно, в шалаше. Он снизойдет иногда, конечно, и до таинственного полумрака зажженных свечей в сумраке японского ресторанчика, где с восхитительным блеском будет звучать нежное таинственное фортепьяно. Но не злоупотребляйте этим! Истинная стихия Рака – это рассветы и закаты, страсть и восторг, рыдания и слезы на фоне предзакатного блеска вод. Тогда вы постигнете истинную тайну Раков. Любовь для них – это волшебный эликсир жизни. Но его надо зажечь, и тогда она зазвучит в вас обоих как ликующая песнь».

Черт возьми! Как хорошо! Ликующая песнь, волшебный эликсир… не сравнить с моей дребеденью.

Эдик и вправду был недоволен тем, что я наработал.

– Ты охренел, Жека! – орал он на меня. – Ну что вот ты такое пишешь:

«Длительная копуляция в коленно-локтевой позиции и ее вариантах имеет как недостатки, так и преимущества. К последним можно отнести возможность применения фрикций (тазовых толчков) большей амплитуды и глубины проникновения».

Ты сам-то хоть понимаешь, о чем идет речь? Это же обычные несчастные бабы. Муж пьет, не трахает, сама – продавщица в сельпо, а ты тут со своей коленно-локтевой копуляцией!

Я бубнил что-то в свое оправдание, понимая, впрочем, что он прав. Я не так хорошо справился с работой, как Эдик. Отговаривался я и новизной информации, и головной болью, а также спешкой и необходимостью скрывать все от Насти. Эдик же мой друг, он должен понять. В конце концов, у нас еще есть время. Мы вполне можем все подправить, подредактировать.

– Сколько у нас времени? – спросил я.

– В три часа от них придет курьер за готовым текстом, а здесь еще конь не валялся. Нужно все как-то привести к общему знаменателю, перепечатать вчистую, – мрачно сказал Эдик.

– Ладно, давай работать. Еще часа три у нас есть, успеем, – сказал я почти заискивающе.

– Хорошо бы, – сквозь зубы процедил Эдик, какое-то время изучал мой текст, а потом снова заорал на меня: – Твою мать, ну ты, Жека, даешь! Ты чего вообще пишешь: «Женщина, родившаяся под этим знаком, часто кончает трагически». А ты можешь представить какие-то другие варианты окончания этой акции: «кончает комически», «кончает драматически» или даже «мелодраматически»?

– Да я же не в этом смысле, – оправдывался я, но чувствовал, что уже совершенно раздавлен своей очевидной бездарностью.

Мне будет неудобно даже и деньги брать за такую работу, отнимать их у Эдика.

– Тут все в одном смысле. Это же простые тетки будут читать, а не твоя Настя!

Мы снова углубились в работу. Эдиков текст лежал передо мною как укор моей журналистской бездарности и лености. Я с завистью думал о том, насколько у него лучше развита фантазия, да он и пообразованнее меня будет. Эдик знает английский почти в совершенстве. Поэтому он использовал еще и какие-то глянцевые американские журналы, которые достал неизвестно где.

«Это прямо романтический порнофильм какой-то получается», – думал я, читая описание реалий в Эдиковом тексте, до которых сам Эдик наверняка не додумался бы.

Просто я и представить себе не мог, что подобные варианты можно изобрести самостоятельно, не имея об этом каких-нибудь предварительных сведений. Речь в Эдиковых сочинениях шла о чем-то таком весьма экзотичном, но несколько неожиданном, что ли, в эротическом контексте. Он описывал сложную комбинацию ингредиентов из кетчупа, мармелада, холодных вишен и… горячих чмокающих поцелуев с одновременными «покусываниями и посасываниями по всей поверхности».

Я просто умирал от зависти. Это все наверняка не он, а американские журналы! Но Эдик в любом случае был куда лучшим эротическим писателем, чем я.

И вдруг я захохотал как ненормальный, очень громко и совершенно неприлично.